Все случилось быстро и без помех. Ночью они с Атроком проникли в храм, как и было задумано. Двери здесь никогда не запирали, как и везде. В пустой церкви было темно, и даже чуточку страшновато. Васильку показалось даже, что нарисованные лики смотрят со стен на него с осуждением. Словно догадываются, зачем он сюда пришел. Но это только казалось. Сами стены были едва различимы в ночном мраке. А фрески на них лишь угадывались по памяти.
Ощупью пробрались друзья к 'царским вратам'. Василько подпрыгнул, завис перед иконой. Нащупал в специальном углублении на раме говорящую пластинку. Вытащил ее, торопливо запихал в зажатую в руке кассету. Так же, на ощупь, вставил на место прежней свою.
Вот и все дела.
На место преступления мальчики вернулись рано утром, когда началось воскресное богослужение. Растворились в многочисленной толпе прихожан и стали ждать. Василько дрожал в предвкушении сладкой мести.
Сергей, не чуя надвигавшейся беды, уверенно вел проповедь:
- И возгласил ангел Господен: 'Да не поднимете меча на братию!' И опустились мечи, и обнялись люди, и бысть ликованию великому! И даровал посланец Всевышнего слова Заветные. Внемлите им, люди!
На мгновение Васильку стало страшно. Он пихнул локтем стоявшего рядом Атрока:
- Сейчас начнется!
И началось.
Сергей величественным жестом поднял вверх руки. Василько застыл в нетерпеливо-тревожном ожидании.
Говорящая пластинка ожила. И... И вместо строгих заповедных слов на прихожан полилось:
- Горит прощальный наш костер.
Мы с летним солнцем расстаемся!
Василько тихо ойкнул. Толпа вокруг него недоуменно загудела. Сергей уронил на ногу массивный золотой крест и в изумлении воззрился на икону.
- Но мы опять сюда вернемся,
Едва рога сыграют сбор! старательно декламировал между тем звонкий мальчишеский голос. Очень знакомый голос!
- Ой!.. - прошептал Атрок. - Это же ты! Твои стихи на летнем празднике!
'Точно! - растерянно подумал Василько. - Но как же так? Неужели я в темноте перепутал пластинки? И что теперь делать?!'
- Вновь будет солнечный восход,
И сердце радостно забьется... заливалась пластинка.
На Василька уже возмущенно оглядывались. Ведь тут было полно знакомых!
- Бежим! - в панике шепнул мальчик, и начал протискиваться к выходу.
Сзади гремел негодующий бас Сергея.
Из церкви Васильку удалось скрыться. Но из дома, из города-то никуда не денешься! И не оправдаешься, не докажешь, что не виноват. Все улики налицо!
Василько было попробовал, когда под вечер осмелился, наконец, явиться домой, да что толку? Разгневанный Сергей, явившийся сразу после службы, уже давно все рассказал родителям.
Папа встретил Василька неласково.
- Где ты изволил пропадать весь день? - сухо поинтересовался он.
- На речке... - пробурчал Василько, исподлобья посматривая на сидевшего в кресле Сергея.
- Еще одна подобная выходка, и можешь отправляться туда насовсем!
Сергей не переставал возмущаться.
- Только такому самовлюбленному эгоисту, и закоренелому безбожнику, как ты, мог прийти в голову такой дикий поступок! Подумать только, вложить в ангельские уста свои глупые, бездарные стишки! Рифмоплет!
Еще Сережа заявил, что на месте Василькова папы подверг бы 'этого нечестивца' самому суровому наказанию. Всерьез посоветовал даже применить одно из древних испытанных средств. Например, розги... Видимо, он не шутку разозлился.
Василько сказал, что пусть только попробует!
К счастью, вмешался папа, и сказал, что будет вполне достаточно, если Василько попросит прощения за свою выходку, а затем просидит неделю под домашним арестом. А летом, вместо любимого 'Мамонтенка', отправится вместе с ним в очередную экспедицию. И будет там работать наравне со всеми.
Просить прощения Василько не стал. Не потому, что не чувствовал себя виноватым. Просто все эти 'извините' и 'простите' постоянно застревают у него в горле, никак не могут вырваться наружу. Даже в таких случаях, когда в самом деле нужно... Такой уж у Василька характер. Вместо этого он героически высидел полных две недели 'без улицы'. Тем более, что явившийся на следующее утро Атрок заявил, что он тоже виноват, и добровольно вызвался разделить с Васильком участь затворника. А им, когда они вместе, любые неприятности пустяками кажутся! Со школьными заданиями 'арестанты' неплохо справлялись и заочно, с помощью Листиков, а в свободное время играли в 'джунгли', устраивали шахматные сражения, или просматривали интересные пластинки и читали любимые книги. Скучать было некогда. Василько и не заметил, как пролетели эти две недели.
А вскоре за тем начались каникулы, и папа прозрачно намекнул, что пора укладываться...
Язвительный Сергей подарил Васильку на прощание листок бумаги с написанными от руки 'Заветами'.
- Читай почаще, отроче! - ухмыляясь, сказал он.
Листок этот Василько сердито затолкал в кассету, между чистыми пластинками. И немедленно забыл о нем.
Если папа рассчитывал, что на незнакомой планете, вдали от привычной обстановки, Василько станет вести себя, как тихий, послушный ребенок, то это было опасное заблуждение. Разумеется, Василько не баловался (ну, может быть, самую капельку!), не спорил со старшими (попробуй, поспорь!), не отлынивал от порученных ему дел. Зато в первый же день, в знак протеста против 'родительского произвола', демонстративно скинул с ног пескоходы и отказался от термокостюма. Облачился в свои обычные летние шортики и рубашку. ('Подумаешь! Ночью в домике все равно не холодно. А днем... Чуть потеплее, чем на Земле, только и всего! Нам с Листиком не привыкать. Трудности, так трудности!') Под чересчур щедрым солнцем планеты, Василько в несколько дней покрылся темно-шоколадным загаром. Интересно, что Владимир Вячеславович не препятствовал ему проявлять подобную 'инициативу'. Считал, видимо, что Василько уже не маленький и сам знает, что делает.
В полдень, когда каменистая почва планеты начинала раскаляться, без башмаков было все-таки неудобно. Но Василько быстро привык. И на ироничные замечания отца, что 'пахнет жареным', демонстративно бодро насвистывал Суздальский марш. ('Подумаешь! Трудности, так трудности!')
Не менее демонстративно совершал он и свои обязательные утренние полеты. Хотя и трудновато было при двойном тяготении. Даже взрослым это было не под силу.
- Сломаешь ты себе шею! - сердился папа.
- Ну уж и сломаю! Ты ведь знаешь, что я не могу без этого!
Он в самом деле не мог без полетов. С того самого дня, как получил своего Листика.
Этот радостный миг наступил, когда Васильку стукнуло семь лет. А готовиться к нему Василько начал еще за месяц до этого. Страшно переживал - вдруг не дадут? Говорят, раньше бывали такие случаи. И что тогда? Без Листика - какая жизнь?!
Но когда его и еще двоих мальчиков, привели в Зеленую комнату, все страхи и волнения сразу подевались куда-то. Растаяли без следа, словно их и не было. А вопросы, которые им стали задавать экзаменаторы, оказались такими легкими и нестрашными! Даже удивительно было, почему спрашивают о том, что понятно каждому младенцу?! Например, кто главнее, люди или дельфины? (Василько ответил, что и те, и другие главные для себя и у себя дома.) Или зачем людям Листики? Будто сами не знают! Самые глупые вопросы, решил про себя Василько... Потом были еще древние Заповеди, и что означает каждая из них... Те же 'Заветы'... В общем, много было вопросов.
Впоследствии Василько узнал, когда стал чуточку старше, что из-за некоторых вопросов, какие ему
