Я кончил анализ главных свойств моего языка; я показал, какие удобства он доставляет изучившему его; я доказал, что успех его не находится ни в какой зависимости от отношения общества к нему, что он действительно имеет право называться интернациональным языком, если бы даже никто на свете и слышать о нём не хотел; что он действительно даёт всякому изучившему его возможность объясняться с лицом какой угодно нации, лишь бы это лицо было грамотным. Но язык мой имеет ещё другую цель: не довольствуясь интернациональностью, он должен сделаться ещё всемирным, т. е. добиться того, чтобы большинство грамотного мира умело свободно говорить на нём. Рассчитывать на поддержку общества в достижении этой цели — значило бы строить здание на самом шатком фантастическом основании, ибо огромное большинство общества не любит ничего поддерживать и хочет, чтобы ему давали всё готовым. Поэтому я старался найти средства добиться цели независимо от поддержки общества. Одно из этих средств, которое я изложу подробнее, составляет нечто вроде всемирного голосования.
Если бы каждый из читателей хорошо обдумал всё то, что было изложено выше, то каждый должен был бы прийти к заключению, что знание интернационального языка для него безусловно выгодно и более чем достаточно оплачивает небольшой труд изучения его; я бы, следовательно, мог ожидать, что уже с самого начала язык будет принят целыми массами людей. Но, желая лучше быть готовым на слишком неблагоприятные обстоятельства, чем увлекаться слишком розовыми надеждами, я допускаю, что подобного рода людей на первых порах найдётся чрезвычайно мало, что достаточную выгоду для себя найдут в языке моём очень немногие, а для принципа не пожертвует никто даже часиком; что огромное большинство моих читателей или совершенно оставит дело без внимания, или же, сомневаясь, вполне ли оплатится их труд, они не решатся усвоить себе язык мой из опасения, может быть кто-нибудь назовёт их мечтателями (имя, которого в настоящее время большинство людей стыдится более всего). Что же требуется для того, чтобы заставить эту огромную массу индифферентных и нерешительных взяться за изучение интернационального языка?
Если мы, так сказать, заглянем в душу каждому из этих индифферентных, то мы узнаем следующее: принципиально против введения интернационального языка никто ничего не имеет, напротив, каждый был бы этому очень рад; но он хотел бы, чтобы, без малейшего труда или жертвы с его стороны, сразу в одно прекрасное утро оказалось, что большинство грамотного мира владеет этим языком; тогда, конечно, и самое индифферентное лицо поспешило бы изучить этот язык, потому что тогда пожалеть ничтожного труда на изучение языка, обладающего изложенными выше свойствами, и которым к тому же владеет уже большинство грамотного мира, — было бы уже крайне глупо.
Для того, чтобы, не требуя ни малейшего пионерства с чьей-либо стороны, дать обществу всё готовым; для того, чтобы, без малейшего труда или жертвы с чьей-либо стороны, в одно прекрасное утро оказалось, что значительная часть грамотного мира изучила уже или публично обещала изучить
