Артур Макгваер
Пришелец
(АТОММАШ — 1)
Книга 1
ГЛАВА 1. ОДЕРЖИМОСТЬ ИЗ МАШИНЫ
Матвей Петрович Бронштейн медленно приходил в себя. Открыл глаза — взгляд упёрся в плохо побеленный потолок, извёстку побелки которого пересекали многочисленные трещины, а кое-где кусочки мелового слоя отвалились. С трудом повернул голову — тело плохо слушалось приказов сознания. Взгляд упал на стол, полку с книгами, настенный календарь висящий у изголовья кровати. Дата на календаре 25 февраля 1923 года почему-то сильно удивила, буквально потрясла сознание.
— Что со мной?
Матвей силился вспомнить, что ему снилось — что-то ужасное, раз память отказывалась выдавать воспоминания, оберегая только что оформившееся ясное сознание.
Поняв, что спать категорически не стоит, Матвей с трудом встал с постели и нашарил ногой под кроватью стоптанные тапочки. Подошёл к столу, взял очки. Расплывающиеся контуры комнаты стали чёткими. В окно светила полная Луна, и её свет, разгоняющий темноту, помог Матвею зажечь керосиновую лампу. Взяв её, Матвей прошёл в соседнюю комнату, где стоял большой трельяж — составное зеркало в человеческий рост.
Всмотревшись в своё отражение, Бронштейн почувствовал, как на него накатывает оторопь — он не узнавал себя. Казалось, что на него из зеркала смотрит другой человек — незнакомый, в очках.
Это замешательство словно открыло плотину для воспоминаний — диких, невероятных воспоминаний о… будущем.
— Надо же! 1923! Как раз закончилась гражданская война. Впереди семь лет НЭПа. Можно относительно свободно ездить за границу, — пронеслись в голове мысли.
— Ты кто? — удивился Бронштейн посторонним мыслям, звучащим в голове как будто речь чужака в зеркале.
— Что значит кто? — Матвей Макаров!
— Я Матвей Бронштейн! — появилась в голове мысль-возражение. Ч…чёрт, кажется у меня галлюцинации — сам с собой разговариваю.
— Бронштейн, ты не галлюцинируешь. У тебя, как бы выразиться поделикатнее, одержимость мной, Макаровым. Но я не бес!!! И тебя точно зовут Матвей Петрович Бронштейн?!!
— Точно!
— Так вот что такое одержимость! В мыслях Матвея Бронштейна пронеслось вспоминание читаного им рассказа о мальчике-одержимом. Тогда он посчитал, что это очередные досужие выдумки, ничего с реальностью не имеющие, и сочиняемые писаками для одурачивания простодушных читателей.
То, что его теперешнее состояние можно было охарактеризовать именно как одержимость, не представляло сомнений.
— Матвей Бронштейн?! Тот самый Матвей Бронштейн! Из четвёрки знаменитого в научных кругах конца двадцатых — начала тридцатых «джаз-банда» Гамов-Ландау-Бронштейн-Иваненко?! Ничего себе!
Матвей Бронштейн слышал мысли неведомого «духа» также как и свои, поэтому следующей его мыслью было — только раздвоения личности мне не хватало. Хотя говорят, что от голода галлюцинации бывают.
— Кто такие эти Ландау и Гамов с Ивановым?
— Твои будущие друзья и коллеги. Нам надо бы представиться друг другу.
— Расскажу о себе, — начал первым объясняться незнакомец, чьи мысли вторглись в черепную коробку Бронштейна. Мои имя и фамилию ты уже слышал — меня зовут Матвей Макаров. Так что имя у нас с тобой одно на двоих. Об остальном,… Что хочешь услышать первым?
— Кто ты?
— Я был Матвеем Олеговичем Макаровым. Окончил Московский Инженерно-Физический Институт ещё до окончания перестройки, в девяностые годы этого века. Защитил диплом по специальности «Машины и аппараты химических производств».
— При поступлении в институт и выборе профессии, увы, это я понял поздно, был восторженным дураком, если честно говорить. Знай, я как на самом деле обстоят дела в бывшей советской, а затем российской ядерной промышленности, — держался бы от атомных производств подальше. Никаких перспектив для человека со стороны. В лучшем случае — долгое восхождение по карьерной лестнице, требующее не столько научных, сколько административных и притом специфических знаний. В ядерной промышленности было чёткое разделение по группам, контролирующим то или иное направление. Так что ждала меня унылая работа технолога. Возможно, мне не повезло — некоторым моим однокурсникам, кто поехал работать на станции, удалось постепенно выбиться. Но я на пять лет застрял в должности инженера по безопасности.
— Помню своё первое впечатление после прибытия на производственное объединение «Маяк», на практику. Больше всего меня потрясло то, как взвешивали лаборанты плутоний в контейнерах — на обычных весах, вроде тех, что стояли в советское время в продуктовых магазинах. И это после стольких лет развития ядерной индустрии! Тогда мне стало понятно, откуда вырос Чернобыль.
— Что за Чернобыль? — удивился Бронштейн. Вроде бы недалеко от Киева есть местечко с таким названием.
— Оно самое! И «выросло там»… Впрочем, давай по порядку, позже объясню, что такое в Чернобыле выросло.
— О других особенностях поздней советской науки упоминать не буду — объясню в своё время. И о невозможности самостоятельных исследований, и о необходимости отдавать свои разработки непосредственному начальству. Мне это надоело, и я уехал за рубеж, по приглашению немецкой фирмы.
— Что ж, за рубежом, платили действительно больше, чем в Новороссии. Но вот отношения, были, пожалуй, пожёстче, чем на родине. Фактически мне выпала участь научного чернорабочего, горбатящего на фирму. Медицинскую страховку, однако, я оформил как полагается, и исправно оплачивал её, что и позволило мне после обнаружения онкологии получить лечение в Германии.
— Мой лечащий врач Алексей оказался также эмигрантом из России, но более удачливым — сумел сделать карьеру и вести собственные разработки. Его предложение испытать на себе новые способы лечения и привели к вселению моего сознания в твою, Бронштейн, голову.
Лечить меня он начал с такой вот агитации:
— Матвей, традиционное лечение тебе не поможет. Весьма запущенный случай. Знаю я эту химиотерапию — облысеешь, раздолбаешь иммунитет, а в результате если и выздоровеешь, то станешь инвалидом. Тогда как есть другая возможность — стимуляция иммунитета. Собственно в организме есть всё для уничтожения раковых клеток. Но из-за множества причин организм не может мобилизовать свои силы. Я разработал новый метод лечения — при помощи стимуляции мозга. Уже есть положительные результаты. Кстати, если выздоровеешь, то будешь обладателем олимпийского здоровья, возможно, сможешь сознательно контролировать деятельность своего организма. Тут такие возможности открываются…
Я согласился на опытное лечение. Подмахнул бумаги, что мне вручил Алексей.
Следующий месяц пошёл весьма бурно. Мне могли бы завидовать наркоманы всей планеты — таких мощных галлюцинаций не переживал, наверно, ещё никто. Особенно пикантным было то, что Алексей сумел отождествить элементы бреда с физиологическими реакциями и научил меня управлять теми процессами организма, которые обычно в сознании себя не проявляют.
В результате лечения подобным образом рак всё же отступил. Опухоль уменьшилась в размере, наступила устойчивая ремиссия. Я был рад этому и простил Алексею месяц галлюцинаций. Как оказалось, преждевременно.
