- Смотри не промахнись, - сказала Винни.
- Я не промахнусь. Я хорошо представляю, что такое раненая овчарка, даже если это всего лишь Холмс.
Он спустился во двор. Было очень светло - намного светлее, чем казалось из окна. Собаки не было. Юлиан Мюри сел на совершенно сухую уже землю - земля высохла за два последних дня - и стал ожидать. Холмс подошел сзади. Юлиан Мюри услышал его дыхание. Собака легла на землю рядом и посмотрела на человека. По улице проехала машина. Он видел только конус света и слышал шум. Из машины выстрела не услышат. Или услышат? Он подождал двадцать секунд - у него было почти безошибочное чувство времени - и встал. Холмс встал тоже. Он смотрел на человека, задрав морду. Юлиан Мюри сделал рукою движение, будто он бросает что-то. Собака недоверчиво посмотрела на него, но решила подчиниться и пойти поискать. Молодец, Шерлок Холмс, подумал Юлиан Мюри, ты искал всю жизнь, ищи и сейчас. Желаю тебе умереть быстро.
Он поднял винтовку и прицелился. Собака ходила метрах в пяти от него. Он нажал курок. Приклад больно ударил в плечо. Звук выстрела был неожиданно громким. В тот же момент собака закричала. Это был именно крик, а не вой или лай, хотя звуки отдаленно напоминали и вой, и лай. Юлиан Мюри выстрелил еще раз. Крик не оборвался.
Он опустил винтовку и подошел к Холмсу. Собака лежала на земле, дергая лапами. Жаль, что она не умерла сразу. Юлиан Мюри направился к дому. Он вошел в свою комнату и, не включая свет, бросил винтовку в шкаф, накрыл ее первой попавшейся нащупанной тряпкой. Он не собирался прятать винтовку слишком далеко. Выглянув в окно, он увидел, что в соседних двух комнатах горит свет. Потом свет зажегся и внизу. Едва видимая улица сразу погрузилась в темноту. Свет луны со всем своим волшебством и нереальностью исчез тоже. Электрический свет был понятен и скучен. Теперь Холмс был виден, он лежал темной кучкой посреди двора и громко плакал. Яков вышел во двор. На нам был полосатый халат.
Юлиан Мюри оперся о подоконник и стал смотреть происходящее, как спектакль.
Яков подошел к собаке и нагнулся. На несколько секунд плач Холмса прервался. Потом закричал человек. Яков упал; что-то происходило внизу. Юлиан Мюри не видел подробностей, он имел плохое зрение. Он только догадывался, что происходила борьба. Наверное, Холмс был только ранен и теперь набросился на подошедшего к нему человека. Значит, сейчас все может закончиться. Жаль, если закончится слишком быстро.
Яков поднялся и бросился к дому. Собака молчала, значит, она была мертва. Юлиан Мюри расстегнул рубашку и включил свет. Потом, подождав немного, вышел из комнаты.
Он вышел в гостиную, полуприкрыв глаза, изображая не до конца проснувшегося человека. Яков стоял посреди комнаты и держал в левой руке бинт. У его ног была лужица крови. Юлиан Мюри проследил глазами кровавый след - след делал две петли, уходил в соседнюю комнату и шел к наружным дверям. Понятно.
Яков пытался перевязать себя. На его правой руке было две раны нижняя уже закрыта повязкой, сквозь которую сочится кровь, и верхняя, на плече. Судя по количеству крови, разорвана вена. Яков пытался оторвать одной рукой кусок бинта.
- Так ничего не выйдет, - сказал Юлиан Мюри, - сейчас я вам помогу.
Он прошел в кухню и вернулся с ножом. Отрезал бинт, разорвал конец бинта надвое и завязал. Потом отрезал еще кусок, в метр длиною, и туго затянул бинт на плече.
- Вот так, - сказал он, - так кровотечение прекратится. Все будет в порядке. В вас стреляли? Я слышал выстрел.
- Застрелили Холмса, - сказал Яков, - но он был еще жив. Это я его убил. Это я его убил.
- Я слышал два выстрела, - сказал Юлиан Мюри, - кто стрелял?
- Это они.
- Кто такие они? Нужно сразу вызвать полицию. Нет, вначале доктора, затем полицию.
- Нет, - сказал Яков, - не нужно ни доктора, ни полиции.
- Но у вас кровотечение.
- Теперь уже легче.
- Но они стреляли!
- Какие-то хулиганы застрелили мою собаку. Это не значит, что нужно вызывать полицию.
Юлиан Мюри осмотрелся.
- Это не просто хулиганы, - сказал он, - я помню, на стене висели две винтовки, теперь осталась только одна. Это не хулиганы, это очень опасные люди. Мне даже стало страшно самому. Они пробрались в дом, взяли винтовку, а на обратном пути застрелили собаку. Не думаю, чтобы Холмс на них бросился. Они его застрелили просто для развлечения. Или еще зачем-то. Как вы думаете?
Яков сел и приподнял левой рукой правую. Кровотечения уже не было.
- Я не знаю, - сказал он. - Но полицию вызывать мы не будем. Врача тоже не будем. Никого не будем. И я прошу вас никому об этом не рассказывать. Ничего не было.
Он посмотрел на кровавый след на полу и помолчал.
- Лучше скажем так, - продолжил он. - Холмс на меня набросился, а вы меня спасли. Вы выстрелили два раза. Один раз попали в лапу, другой - в живот. Но он успел меня покусать.
- Но зачем так сложно? - спросил Юлиан Мюри.
- Просто обещайте мне. Пожалуйста.
8
Ночью пошел снег и все изменилось. Нет мелочи, которая не могла бы перевернуть весь мир. Можно ли быть в чем-то уверенным после этого? Сейчас он не был уверен ни в чем. Может быть, Винни была права, когда назвала его сумасшедшим? Она так и сказала: 'это ты сумасшедший, а не он', и он понял, что есть правда в ее словах. Но все было не так просто.
- Извини, - сказала Винни, - но у тебя была наверное, травма или сотрясение. После такого характер часто меняется. Ты же не всегда был таким, правда?
- Каким?
- Я не знаю, как это сказать. Но то, что ты мне рассказал про джина, это неправда. Дело в чем-то другом. Ты не такой, каким хочешь казаться. Я вижу, что тебе уже все это надоело. Ты бы с удовольствием бросил все и пожил бы нормальной жизнью.
- А что такое нормальная жизнь?
- Нормальная жизнь, это когда ты кого-то любишь. Или хотя бы что-то.
- Кто тебе об этом сказал?
- Мне не нужно об этом говорить, я же женщина.
Тогда он впервые понял, что она права. Он почувствовал в себе беспредельность, спрессованную в точку, цветок, готовый раскрыться. Но это чувство сразу прошло.
- Ты любишь хоть что-нибудь? - спросила Винни.
- Нет.
- Значит, ненавидишь?
- Тоже нет.
- Почему?
Почему? Если бы он знал почему.
- Мне кажется, что ты не из тех женщин, которые придают слишком большое значение любви, - сказал он.
- Как раз такие женщины умеют любить по-настоящему, когда приходит время.
Снег за окном вдруг сгустился до плотности кефира и в комнате стало темно. Он почувствовал себя ребенком, забытым в большом пустом доме, - в доме, который назывался жизнь, в доме, где было тысяча комнат и сто тысяч игрушек, и все, что только может пожелать прихотливая детская душа. Было все, кроме людей. Он вспомнил рассказ о царе, который дал детям все, но запретил своим слугам разговаривать с детьми, чтобы узнать, на каком языке они заговорят сами. Тот царь долго ждал, пока дети заговорят, но так и не дождался, потому что все дети умерли. Хотя они имели все. В жизни нет ничего хорошего, кроме людей, и нет ничего плохого, кроме людей. И нет ничего, если нет людей.
- Когда приходит время, - повторил он, - когда придет твое время?
- Оно уже пришло, - сказала Винни и отошла в другой конец комнаты. Я бы ни за что не стала тебе
