него искренне вырвалось: 'Совершенно не помню! Это же было месяц назад! Где тут в нашей суете упомнить. Разрешите спросить: почему вас интересует именно этот день и час?' - Наши польские коллеги проверяют показания Бронича', - придумал Скорик. Дальше опять пошел малозначительный треп. А на последующем допросе, позавчера, продолжая ту же трепотню, Скорик к концу, когда почувствовал, что Лагойда подустал, затеял вроде неожиданный разговор о гибели Кубраковой, мол, какие у вас с нею были отношения, показал очки Кубраковой и между делом сообщил: 'Она ведь была сперва оглушена газом из баллончика 'Метах'. В общем приводил Лагойду в состояние боевой готовности, чтоб у того в каждой извилине появилась Кубракова, чтоб задницу ему бдительность сверлила. Когда Скорик почувствовал, что Лагойда уже в нужной кондиции, спросил: 'Юрий Игнатьевич, а утром в среду 16-го июня, где вы были, что делали?' Назвал ему число, день и время убийства. На что расчет? Если наши предположения верны, то Лагойда должен был все время ожидать этот вопрос и, естественно, иметь заготовленный ответ. И он на ходу выпалил: 'Сидел дома, зуб у меня разболелся, я даже на работу не пошел'. - 'Вы уверены, что это было именно в этот день?' - 'Абсолютно'. 'Однако странная у вас память. То, что произошло месяц назад, двадцатого августа, вы запамятовали, а вот в какой день недели, какого числа утром у вас заболел зуб три месяца назад в июне, вы помните. С чего бы это?' - Тут я должен рассказать вам следующее, - закурив, Миня заходил по кабинету. Во время обыска у Лагойды среди всяких бумажек нашли страховой полис. Этот негодяй страховал свою машину. Взглянув на дату, словно уксусу глотнули: 16-е июня, т.е. среда, день убийства Кубраковой! Значит алиби?! И все же Скорик допросил страхового агента, такая бабуля- пенсионерка, подрабатывает. Она страхует его 'Жигули' уже семь лет. В тот день, как и договорилась с Лагойдой, пришла к нему в четверть десятого утра. Звонит, значит, в дверь - никто не отзывается. Тут из другой квартиры на лестничной площадке выходит соседка, спрашивает: 'Вы к кому?' - Та говорит: 'К Юрию Игнатьевичу Лагойде, он ждет меня'. - 'Не ждет он, еще рано утром уехал'. Вторично бабуля из госстраха в тот же день позвонила Лагойде около пяти вечера, он уже был дома, она пошла к нему, оформила полис. Чтоб закрепить это, Скорик допросил соседку. Та говорит: точно, было такое. А на вопрос, откуда у нее уверенность, что это было утром, ведь прошло три месяца, могла забыть, спутать время, сказала: 'В начале десятого, когда я уже возвращалась из молочного магазина, женщина эта стояла под дверью и звонила. А занимать очередь за сметаной я ходила в шесть утра, видела, как Юрий Игнатьевич садился в свою машину, отъезжал. Я ему купила бутылку сметаны и молока. Он всегда просит накануне, когда нужно. А в четыре часа занесла ему, слышала, когда он вернулся.' Скорик ему это выложил и тут же закончил допрос; пусть понервничает, пусть перед глазами у него попрыгают вопросительные знаки, пусть гадает: а что мы еще знаем? Лагойда на вопрос Скорика среагировал заготовленной ложью. С чего бы? - Миня остановился, загасил окурок и сам себе ответил: - Этого пока мы еще не знаем, но щелочка для интуитивных блужданий появилась. Люблю, когда ловятся на лжи в самом начале! Возможно, конечно, утренний поспешный отъезд Лагойды к нам не имеет никакого отношения... Черт его знает! Хоть бы Агрба привез из Богдановска что- нибудь. Уже неделю сидит там, роет. Не может быть, чтоб кто-нибудь, кроме Омеляна, не видел красные 'Жигули', женщину в них и водителя в каскетке. Но на этот раз не Назаркевича.
- Достаточно водителя в каскетке и красных 'Жигулей', даже без женщины, - сказал я.
- Тоже правильно, - согласился Щерба. - Если, конечно, в то утро он был там.
- Ты подскажи Скорику, мне неудобно: я почти убежден, что колпачок от газового баллончика Назаркевичу в машину подкинул кто-то свой, кто знал, что правая передняя дверца не запирается, замок сломался дней за десять до поездки Назаркевича в Богдановск. Человек, подбросивший колпачок, должен был также знать, где обычно Назаркевич держит машину. Таких два места: у дома и на стоянке возле института. Поговорите с Назаркевичем, выясните круг лиц, знавших о поломке замка. Их не может быть много, ну три-четыре человека.
- Захочет ли он разговаривать со Скориком?
- Ну, может, ты... 'Пробу' нашли?
- Нет, в бегах он, где-то 'партизанит'. Дали во всесоюзный розыск... - Артем, - снова хитро сощурился Миня, - скажи честно, как ты нашел этого Агеева?
- Да не искал я его! - соврал я и понял, что Миня не поверил.
- Ну Бог с тобой... Что дома? Внук большой уже?
- Шесть лет. Собираемся в конце недели в отпуск.
- Куда?
- В Евпаторию.
- Отдыхай, я уже свое отгулял, - он встал. - Старые мы уже, а?
- Что поделать...
Из Богдановска Джума вернулся ни с чем.
В субботу жена осталась с детьми, а он отправился на Центральный рынок. Он любил осенние базары, их толчею, шум, пестроту красок - горы овощей, фруктов, местных и привезенных из Молдавии и Кавказа. Джума закупал обычно на всю неделю, в будни времени нет выбраться отсюда. С двумя большими сумками он долго ходил в мясных рядах, торговался, как опытная хозяйка, помня наставления жены: 'Ты торгуйся, цены-то - с ума сойти! Как жить дальше будем?!' Купив баранины и говядины, Джума ушел в свои любимые овощные ряды: баклажаны, укроп, петрушка, помидоры, тархун, кинза... Для него обеденный стол без этого - не стол... Некоторые продавцы с Кавказа, постоянно продававшие здесь в сезон, уже встречали Джуму, как своего покупателя, тем более знавшего толк в товаре, отпускали подешевле и провожали с пожеланиями мира его дому...
Купив все, что нужно, стоя с двумя тяжеленными сумками, Агрба еще раз обвел медленным взглядом ближние и дальние ряды с овощами частников, брезгливо посмотрел на морковь, огурцы и капусту в ларьках торговли и словно ощутил их гнилостный запах, шибанувший в нос, когда он ступил на территорию овощной базы в поисках алкаша Усова...
'Усов... Усов... - думал Джума, сидя в троллейбусе. - А что если...'
Дома, поставив сумки на кухне, сказал жене:
- Разбери сама, Надя. Мне нужно по делу съездить в управление...
У себя в кабинете Джума порылся в сейфе, нашел несколько старых фотографий, пожалуй, не вспомнил бы, где и когда изъял их, вложил в конверт и сунул в карман. Затем позвонил Скорику домой. Трубку сняла Катя:
- Джума? Здравствуйте.
- Мне Виктора, пожалуйста.
- А он на работе, Джума...
- Спасибо. - Агрба тут же перезвонил Скорику в прокуратуру:
- Я к тебе сейчас подъеду. Ты долго там будешь?
- До обеда побуду, - сказал Скорик. - Что случилось?
- Ничего. Просто возникла одна мыслишка. Может и зряшная, но прокачать ее нужно... Приезжай.
- То, что Лагойда и 'Проба' хорошо знакомы, нам уже ясно. Могли они встречаться в доме у 'Пробы'? Вполне. Бутылочка, рюмочка, разговоры всякие под стопку. А разве разок-другой туда не мог заскочить Усов, по-соседски? У него нюх на дармовую выпивку, как у всех алкашей. Что-то он, наверное, мог и услышать, о чем калякают, захмелев, 'Проба' и Лагойда, - Джума вопросительно посмотрел на Скорика.
- Что ж, надо попробовать, - сказал Скорик, выслушав Агрбу.
- Фотографии Лагойды, которые изъяли у него при обыске, у тебя?
- Конечно, в деле.
- Надо только подумать, кому заняться: тебе или мне. Он, конечно, настучал 'Пробе' о моем визите на базу. Тот не дурак, вычислил, что я не из БХСС. Пожалуй, лучше тебе, Витя. Ты ему сперва запусти что- нибудь насчет хищений. Они ведь воруют на базах, кто больше, кто меньше. Глядишь, затоскует. И остальное, что нужно нам, покажется ему, как вздох облегчения.
- Пожалуй. Я ему сейчас выпишу повестку.
- Возьми фотографии для 'кучи', - Джума достал из кармана конверт. Пиши повестку, я по дороге брошу в почтовый ящик. Завтра он и получит.
Повестку Усов получил не в воскресенье, а в понедельник утром: идя на работу, увидел какое-то письмо сквозь дырочки в своем почтовом ящике, удивился, поскольку ни с кем ни в какой переписке не состоял. Сперва этот вызов озадачил его, даже несколько взволновал: с базы в Клинцах они с напарником отломили шесть ящиков огурцов, скинули их, левые, знакомой лоточнице.
