Мы лежали рядом на казавшейся когда-то такой холодной кровати. Время словно затаилось между циферблатом и часовой стрелкой. За окном из-под низкого неба выползал хмурый зимний рассвет. Я не мог сообразить, проспал ли несколько часов, или просто закрыл глаза на мгновение. Осторожно приподнялся, стараясь не разбудить женщину. Во сне она улыбалась.
— Мне нравится, как ты на меня смотришь, — вдруг сказала Катя. — А вот какое у тебя будет лицо, когда вернешься домой, к жене?
Мир встряхнулся, словно пес, вылезший из воды, и часовая стрелка побежала дальше по кругу.
— Лицо? — я пожал плечами. — Нормальное.
— Ты ей часто изменяешь? Что, не могу спросить?
— Пойду, пожалуй, умоюсь, — предложил я.
— Нет, я первая, — Катя быстро соскользнула с кровати. Глаза у нее стали злые.
…Я стоял у окна и смотрел, как человек в клетчатом пиджаке умывается снегом. Заведение пробуждалось, и те, кто оставался здесь на ночь, скоро начнут разъезжаться. Тогда и мне надо будет попытаться выбраться отсюда.
— Это были всего лишь каникулы, — сказала за спиной Катя, словно давно репетировала эту фразу. — Случайная встреча, да? Пусть будет, как если бы я сама все придумала. Даже не хочу знать, как ты оказался замешан в весь этот кошмар вокруг нашей фирмы.
— Ты же сама сказала — случайная встреча. С нее все и началось. А потом я влез в эту историю по уши.
— Зачем?
— Дураком был.
— Веский аргумент, — она кивнула. — Скажи, а Стэндап… Я случайно подслушала один разговор… Он что, станет теперь владельцем «Октопуса».
— Да, если не докажут, что он организовал все эти убийства.
— Докажут… Как?
— Расскажу при следующей встрече.
Я посмотрел на нее. Я не мог наглядеться.
— А мы еще увидимся? — спросила она.
— Не знаю, — пробормотал я. — Мы ведь вроде собирались сходить послушать моего приятеля, гитариста.
— Верно, — она кивнула. — Только не будем загадывать, ладно?
10. ЭПИЛОГ
В холле первого этажа уже было оживленно. Мужчины с мешками под глазами и женщины, поблекшие без вечернего макияжа. Народ разъезжался. В углу горничные наряжали елку.
Мелькнуло знакомое лицо. Того самого человека в клетчатом пиджаке. Он увидел меня и помахал рукой, как старому знакомому.
Я решил воспользоваться.
— Как, удалось наверстать упущенное? — спросил я.
— Только время потерял, — он махнул рукой. — Больше я в это заведение ни ногой.
— Вот-вот, и я тоже, — ответил совершенно искренне. — Собираетесь в Москву?
— А чего тут на Новый год делать? Раньше, когда санаторий работал — были и врачи, и процедуры. А теперь… — он махнул рукой.
— Вы на машине? Не подбросите до города, а то друзья, с которыми приехал, меня бросили. Смылись ни свет ни заря.
— Что ж буду рад попутчику, — он кивнул. — И стоило ехать за тридевять земель…
Я с грустью понял, что всю дорогу мне придется слушать это нытье.
…Пока мужчина разогревал мотор, я поднял глаза и поискал среди окон то, за которым провел ночь. Третий этаж, где-то посередине. И словно почувствовав, Катя отдернула занавеску, посмотрела вниз и на мгновение прижала ладонь к стеклу.
Я помахал в ответ.
— А сказали, что ваши друзья уже уехали, — спросил мужчина подозрительно, когда я сел в машину. — С кем тогда прощались?
— Это была… — я задумался на мгновение, — случайная знакомая. Счастливый случай.
— А, слышал про такое. Ну, хоть вам повезло, — завистливо сказал он.
Мы проехали еще километров пять, когда я, наконец, не выдержал:
— Василий, кончай валять дурака.
— Это я для конспирации, — пояснил Василий. — Вдруг за нами следят.
— Какое, к черту, следят! Скажи лучше, тебе удалось сделать фотографии?
— А как же, — ухмыльнулся он. — Я же — ас конфиденциальной съемки. Кадр века — американский бизнесмен обыскивает труп своего российского коллеги. А как ты догадался, что тело будет здесь?
— С какой стати он так стремительно захотел общаться с природой?
— Но почему ты решил, что он станет шарить у него по карманам?
— Я просто предположил. Подкинул ему идею, что то, что он искал, могло остаться на трупе. Он ухватился. Людей часто губит страх, что они чего-то не учли, пропустили, оставили улику, которая их разоблачит. Поэтому преступники иногда и возвращаются на место преступления, хотя и знают, чем им это грозит, а вовсе не из-за мук совести.
— А ты философ. Что сделаем с фотографиями? Пошлем в иллюстрированный журнал или впарим их американцу за кругленький гонорар?
— Нет, отдадим одному старлею. Вдруг это поможет снова стать ему капитаном.
— Всего-то навсего? — Василий хмыкнул.
— Я у него в долгу.
…Во дворе я увидел народного артиста. Он уже не пел, а разложил небольшой костерок возле детской песочницы и ощипывал голубя. Похоже, он собирался зажарить его прямо на месте.
Тут только я понял, как проголодался.
Дома надрывался телефон. Он звонил все время, пока я открывал дверь и раздевался в прихожей. Потом он замолчал, а когда я залез под душ, принялся звонить снова. Наконец, я не выдержал, вылез из ванны и, обмотав вокруг бедер махровое полотенце, пошел в комнату и снял трубку.
— Я вам звонил двадцать четвертого, — мужской голос. — Просил передать, что буду ждать в ресторане «Красная лошадь», но не смог прийти. Мне нужен человек для работы конфиденциального характера. Мы не могли бы встретиться сегодня?
— Нет.
— Я заплачу сто долларов только за то, что вы меня выслушаете…
— Нет, — повторил я, а сам подумал — сколько всего можно купить на эти деньги?
