служили в армии, но теперь ушли в запас или отставку, но не превратились в сторонних наблюдателей жизни. Порох, как говорится, держат сухим. Помнят минувшую войну, она напоминает о себе каждодневно, не дает себя забыть...
Будущий Герой Советского Союза сделал первые шаги в небо с аэродрома вблизи Чертанова, где ныне раскинулся один из огромнейших кварталов столицы. Неповторимой, яркой личностью вошла в судьбу Носова летчик-инструктор Пролетарского аэроклуба Москвы Мария Николаевна Колотилина. Принимая его под свое начало, она сказала:
- Учлеты живут дружно. Дорожи и ты честью пролетарцев...
Носов ждал длинной, нравоучительной речи. Но Колотилина ничего больше не сказала. Только посмотрела на него как-то особенно серьезно и многозначительно. И едва заметная улыбка промелькнула в ее выразительных глазах.
Мария Николаевна, обладая незаурядным мастерством летчика-инструктора и талантом педагога, умела объяснить, увлечь, повести за собой. 306 ее питомцев стали военными летчиками, 17 из них удостоились звания Героя Советского Союза. За заслуги в подготовке летных кадров для фронта в 1944 году Марию Николаевну наградили орденом Отечественной войны II степени.
В день своего семидесятилетия, окинув взглядом собравшихся на юбилей питомцев, Мария Николаевна тихо сказала:
- Я очень любила свою профессию. Многих сидящих за этим столом провожала в первый самостоятельный полет. Вот хотя бы Сашу Носова. Как волновалась за него, а как переживала!
- Дорогая Мария Николаевна, - откликнулся Носов - спасибо вам за крылья, которые донесли меня до Берлина!
Носов рассказал о Марии Колотилиной. В 30-е годы после окончания школы она пошла работать на Московский автозавод. Приобрела специальность токаря и фрезеровщика. Неугомонной была, с огоньком. Выступала застрельщиком многих молодежных мероприятий. Как члену цеховой комсомольской организации, ей поручили руководить сектором военной работы.
- Именно в эти годы, - заметил Александр Андреевич, - девизом Ленинского комсомола стал призыв: 'Подготовить для страны 150 тысяч летчиков!' Хорошо помню, что первыми в Москве откликнулись на этот призыв коллективы крупнейших промышленных предприятий столицы, в том числе и автозавод.
От автозаводцев поступило более 900 заявлений в аэроклубы и авиашколы. Отобрали, однако, только 30 человек. Прием был очень строгий, и все же Колотилиной повезло: в числе 30 счастливцев она начала проходить теоретическую летную подготовку в подшефной авиационной бригаде в Подмосковье, а в 1935 году поступила в Центральный аэроклуб Москвы. Успешно окончила его, стала летчиком-инструктором.
Александр Андреевич рассказывал, а я внимательно слушал и делал заметки в блокноте.
- Не забудьте записать, - встрепенулся он, - что у Марии Николаевны учился летному мастерству легендарный летчик-истребитель Виктор Васильевич Талалихин.
Я попросил Александра Андреевича рассказать о первом самостоятельном полете. Напомнил, что Колотилина с первых дней обучения в аэроклубе выделяла его как одного из самых способных. Верила в него.
- Чтобы рассказать о первом самостоятельном полете в аэроклубе, сказал Носов, - придется многое вспомнить...
Высота. Простор. Солнце. Редко бывает такое. Словно по заказу ни одной тучки на горизонте.
...Первый самостоятельный полет! Без инструктора. Один на один с машиной, с небом. В передней кабине нет Марии Николаевны. Не слышно ее спокойного, требовательного голоса: 'Крен... Скорость... Обороты...' Хорошо-то как одному! Но и немного страшновато. Теперь никто в критический момент не возьмет ручку управления на себя. Не прибавит или убавит газку. Не оттого ли и кажется, что мотор работает с перебоями. Стучит как-то непривычно. Порою просто грохочет. Но проходит минута, другая, а он по-прежнему напевает и напевает свою, одному ему доступную песню.
На душе у Носова легко. Прошли первые минуты напряжения. Да и под крылом - знакомые, родные пейзажи. Сколько же вокруг Москвы озер, лесов, речек, полей, оврагов, холмов, полевых шоссейных дорог! А дома кажутся маленькими спичечными коробочками.
Волнистым морем колышутся хлеба. И над всем этим парит он, Саша Носов, рабочий паренек из Люблино. Глядит, любуется, впитывает в себя красоту родной земли. И ощущает такую силу молодости, такой избыток радости и раскованности души, которые ему потом редко доведется испытать.
С аэродрома за полетом Носова зорко наблюдали товарищи. И конечно же Мария Николаевна. Александр знал об этом и старался соблюдать на маршруте все правила курса учебно-летной подготовки...
Последний разворот. Самолет планирует. Приближается земля. Носов безошибочно определяет до нее расстояние. Пятьдесят метров... Тридцать... Двадцать... Десять... Пять... Ручку управления - на себя. Самолет постепенно выравнивается и плавно несется над летным полем. Промелькнули посадочные знаки. Секунда, другая, и машина мягко касается земли. Душа Александра поет... Есть первый самостоятельный полет! И вдруг... Что случилось? Самолет резко развернуло влево...
Подруливая к стоянке, Носов чувствовал себя скверно. На пробеге подкачал... Допустил непростительную оплошность. Ослабил внимание... Обрадовался, что уже на земле. Забыл про наказ инструктора: 'Пока не зарулишь на стоянку и не выключишь мотор - не расхолаживайся...'
'Всего-то и требовалось - на пробеге энергично работать рулями, подумал с горечью Александр. - Не дать машине вильнуть в сторону'.
Зарулил на стоянку. Выключил мотор. Не сразу вылез из кабины. Тяжело было встретиться с укоризненным взглядом Марии Николаевны.
- Молодец, Саша! - услышал Носов звонкий голос инструктора. - Какой вираж крутанул на земле!
Носов приподнялся над кабиной. Глянул на Марию Николаевну. И вместо огорчения увидел на ее лице улыбку.
- Сделаешь еще один полет по 'кругу', - сказала она. - Хочу убедиться, справишься ли ты с машиной на пробеге во второй раз.
От радости Носов не сел, а плюхнулся на сиденье кабины. 'Справлюсь... Обязательно справлюсь, Мария Николаевна', - говорили его сияющие глаза. Запустил мотор и снова вырулил на взлетную полосу. Стартер ободряюще кивнул ему и привычно взмахнул флажком.
Носов пролетел по 'коробочке', не допустив ни одного нарушения летных правил. И посадка прошла отлично, и пробег закончился удачно.
Через несколько месяцев М. Н. Колотилина проводила Александра Носова в Тамбовское училище гражданской авиации. Здесь инструктором у него стал Борис Евгеньевич Финаев. Летал Носов на самолетах У-2 и Р-5.
Освоил полеты по дальним маршрутам. Запомнился треугольник: Грязи Липецк - Тамбов. Хорошо изучил аэронавигационные приборы. Научился пользоваться ими вне видимости земли - в слепом полете. Успешно сдал государственные экзамены. Стал летчиком IV класса гражданской авиации.
Носова, как одного из лучших выпускников училища, зачислили курсантом Болошовской военной школы пилотов. Попал он в группу лейтенанта Василия Александровича Коршунова. Сначала летал на Р-5, а потом на учебном скоростном бомбардировщике (СБ).
Коршунов среди инструкторского состава авиашколы заметно выделялся. К нему можно было обратиться за помощью по любому вопросу; он внимательно выслушивал подчиненного, отвечал серьезно и обстоятельно. Лейтенант любил курсантов, но был строг, а за небрежность никому не давал спуску. Наделенный от природы острым умом и цепкой памятью, он с первого знакомства видел в курсанте то, чего не замечали другие.
Курсантов, равнодушных к полетам, изо дня в день 'тянущих лямку', Коршунов считал людьми без изюминки, старался пробудить в них интерес к летному делу, научить ценить и видеть вокруг хорошее, красивое.
Равнодушные к военной службе курсанты, как правило, летали посредственно. Но многие из них считали себя асами, обойденными удачей. Внешне самодовольные, они внутренне были робкими и обидчивыми. Отсюда показная бравада и как результат - поломки самолетов на посадке. В общем-то, таких курсантов в авиа-Школе было немного. Коршунов метко окрестил их сачками.
- Плохо тем живется, - любил он приговаривать, - кто к труду не рвется.
Лейтенант Коршунов не позволял фамильярности в общении с подчиненными. Но серьезность тона не переходила в натянутость и сухость. Командирская забота не перерастала в мелочную опеку. Справедливая оценка достоинства и недостатков каждого курсанта снискала Коршунову славу человека справедливого и неподкупного. Таковым он и был на самом деле.
В пареньке из московской рабочей семьи летчик-инструктор увидел прежде всего неутомимого труженика, готового и дневать и ночевать на стоянке самолетов. Таких курсантов Коршунов поддерживал. Посвящал им все свое свободное и несвободное время. Возвращал, как говорится, то, что приобрел сам и позаимствовал у других.
Курсант Носов не ждал от техника приглашения к работе на самолете. Оказавшись на стоянке, он часами ковырялся в моторе, не вылезал из кабины. Ползал на животе под фюзеляжем. Вот где пригодились Александру навыки заводского токаря! Профилактический осмотр машины он выполнял не хуже опытного авиационного механика.
- Зачем это тебе нужно? - насмешливо спрашивали Носова некоторые курсанты. - Ты же не техник, а летчик?
- Пригодится, - скромно отвечал Александр.
Он хорошо знал, что от добрых рук ничего не уходит. Бей галку и ворону: руку набьешь - сокола убьешь.
Лейтенант Коршунов про себя зачислил пытливого курсанта в категорию творцов. Угадал в нем будущего воздушного бойца.
Курсантская жизнь. Столько лет прошло, а Носов рассказывал о Коршунове, о полетах с ним в зону с такой теплотой и с такими
