Мы пожали плечами: посмотри, мол, сам.
Прошли в ванную комнату. У девицы были ошалевшие глаза, она непонимающе хлопала ими и молчала. Вообще ни слова не произнесла, даже рта не открыла, только подбородок мелко дрожал все время.
- Может, она глухонемая, Макс?
- Нервный шок. Пройдет. Будем по очереди дежурить возле нее, и не дай Бог кто хоть пальцем... Поняли? Она, как нефть для страны, - наше богатство. - Он засмеялся. - Еда для нее и дежурного в холодильнике. Что еще? Зазвонит телефон - трубку не поднимать, ни на какие стуки дверь не открывать. Вот листок, на нем записано точное время, когда мы будем тут сменять друг друга и когда сюда стану звонить я. Даю каждому по ключу от входной двери...
Еще Макс сообщил нам, что миллиардер отдаст ему деньги в воскресенье.
- Как это осуществить - еще не продумал. Ты что посоветуешь, Гнусавый?
Вообще-то, он всегда звал меня по имени, но тут, видно, задумался о своем и ляпнул не то, что хотел.
- Извини, Костя... Ты у нас светлая голова, что предложишь?
Ладно, Гнусавый так Гнусавый. Извинения принимаю, но запомню. А пока спасибо хоть за то, что голову мою тут ценят.
- Назови ему пять-шесть точек, куда он поочередно должен подъехать с деньгами. Называй их минут за пять до того, как он должен выехать из дому. Пусть везде ждет по минуте. Деньги возьмешь на второй точке.
- Почему на второй, а не на первой или шестой?
Я пожал плечами:
- Трудно объяснить. Наитие у меня, Макс.
Девчонку мы должны были выпустить в воскресенье же вечером. Завязать ей глаза, отъехать подальше от дома...
Но случился прокол. Дурацкий прокол! Миллиардер не дал денег. Не потому что ему наплевать на дочь - как раз наоборот! Дочь его, Лола Примакова, благополучно переночевав у подруг или приятелей с субботы на воскресенье, объявилась дома.
В пустующей же квартире сидела прикованная наручниками к трубе другая девочка. Она уже очухалась, начала говорить, называла себя Настей, но мы, ничего еще не зная о возвращении в семью Лолы, лишь посмеивались: давай, мол, придуривайся!
Макс позвонил в установленное время, сказал, что все срывается, только это сказал, ничего не пояснил - и приказал стеречь нашу пленницу и дальше. Весь понедельник он не объявлялся, во вторник я купил газету и увидел новую заметку о себе. Короткую заметку на первой полосе. Мол, бандиты замыслили похитить человека с целью выкупа, перепугали родителей, но, как оказалось, это была лишь чья-то шутка: кто-то из знакомых студентки Л. решил разыграть ее предков...
Макс приехал к обеду. Таким злым мы его не видели. Хотя если на кого ему и надо было злиться, то лишь на себя.
- Платье точно такое же, понимаете? И рост, и волосы... Я ведь Примакову всего пару раз и видел, а эта похожа, честное слово, похожа! Так фраернуться! Но этот гад все же сообщил в органы! Газету видели? Сообщил! Я накажу его!
- Стекло из рогатки выбьешь? - спросил я.
Он зверем зыркнул на меня:
- Ты молчи... Ты вообще... - осекся, подавил гнев.
- Что я? Я тут при чем?
- Ладно, это я так, сгоряча. А насчет рогатки - ты зря. Думаешь, я с пугачом детским в ювелирном был? На, смотри.
Он вытащил пистолет, отсоединил магазин с патронами и протянул мне. Это был настоящий 'макаров'.
5
- Показываем задницу, Федор Савельевич!
У Федора Савельевича с данным местом проблема: фурункул там у него вскочил. Все бы ничего, пересидел бы Федор Савельевич свою болячку на одной ягодице, пока та сама собой бы не созрела и завяла, да так получилось, что повстречал он, вдовец, женщину... Нет, не женщину - богиню, которая делит с ним пока ложе, но готова и хозяйкой въехать в его квартиру. Ей чуть больше двадцати, участница конкурса красоты, подрабатывала натурщицей, манекенщицей, в стриптиз-баре. Там ее и заприметил Падунец - такова фамилия Федора Савельевича.
- Я ей даже не признался, по какому поводу в больницу лег. Она считает, у меня что-то серьезное, переживает. - Он довольно хохотнул. - Ты, парень, думаешь, раз она при людях раздевалась, значит, сучка, да? Не надо так думать. Просто жизнь ее ломала. Как когда-то меня...
Он прищурился, задумавшись, и его округлое лицо стало жестким, появились ранее не заметные морщины. У Падунца теперь очень аккуратная прическа. Настолько аккуратная, что просто угадывается: это парик.
Падунец говорит о себе коротко: предприниматель. Есть кое-какие средства, и скоро он начинает маленький бизнес: открывает станцию техобслуживания. В двигателях, правда, мало что понимает, но зато умеет решать кадровые вопросы. В Москве подобных станций уже что грибов, конкурировать с другими можно только качеством работы. Лучшая реклама отзывы клиентов. Потому нельзя скупиться, надо приглашать лучших мастеров.
- Это точно, - соглашаюсь я. - У нас в мастерской от этого очереди.
- Так ты что, тоже в системе автосервиса? Не слыхал, есть, говорят, в столице такой феномен - Гнусавый? Парень - золотые руки, машины лучше новых становятся. Переманить бы его. Я б ему отвалил...
- Сколько? - спросил я.
Федор Савельевич не задумываясь назвал сумму, впятеро превышающую ту, что я имел.
- Я ему передам.
- Что, серьезно? - подпрыгнул на кровати сосед. - Слушай, если он будет торговаться, я добавлю, честное слово. Он, говорят, так с красками работает! Сейчас сам знаешь, как к царапине на приличной машине хозяева относятся. Царапина - удар по престижу, и краска не в масть - удар. А у него, говорят, всегда в масть. Я парню условия создам - только работай! Как думаешь, согласится?
- Согласится, - заверил я.
Заверил потому, что вспомнил свою мастерскую, своего шефа. Он там сделал комнату для утех, где было все. Баб водил табунами, тер им спины под душем, а мне негде было толком руки помыть. 'Тебе на женщин не тратиться, а на водку хватит', - говорил в дни получки. Я вообще-то догадывался, что это я его кормлю, что это не к нему, а ко мне выстраивается очередь, но что мне было делать? Я не умею качать права. Тем более что на водку действительно хватало, больших денег мне никто не предлагал, а женщины мне были не нужны. Страх у меня перед женщинами. Я заметил, как быстро отводят взгляды те, кто видит меня впервые. Это - от брезгливости к моему уродству. И я гнал от себя даже сны о красавицах. Потому что во снах они кричали, завидев меня...
Сняли бинты, я начал ходить. Первым делом, естественно, - к большому зеркалу, в ванную. Сине- желтые пятна, кровоподтеки, неровные швы - вот главные приметы лица, но оно мне все равно нравится. Это лицо человека, а не гориллы.
Вышел из палаты. Просторный коридор с пальмами, мягкими кожаными диванами, в фойе - ковры, телевизор. Всего на моем втором этаже - восемь палат, двенадцать больных. Первый этаж - спортзал, бильярдная, бассейн, библиотека. Вокруг нашего двухэтажного особняка - высокий забор, по ту сторону его лес, по эту - клумбы, аллеи, крошечное озерцо с японскими карасями, беседки, увитые плющом. В одной из них, что рядом с озерцом, сидит в спортивном костюме женщина, на плечи спадает волна длинных рыжих волос. Бросает рыбкам крошки хлеба, те ловят их у самой поверхности воды. Я старательно опускаю голову, хочу как можно быстрее пройти мимо.
- Вы новичок?
Делать нечего, приходится останавливаться.
- Дурацкий вопрос, да? Просто хочется с кем-то поговорить. Здесь все полковники да полковники, а мне бы с гусаром поамурничать.
