- Армия никогда не дрейфит. Почему нет загонщиков? - удивился генерал.
- Кабаны идут по расписанию, - ответил отец.
- Отлично. А зачем так много народу вокруг? Всем отсюда вон. Нечего пугать животных. Лесник, отведите этих бездельников подальше.
- Хорошо, товарищ генерал.
Отец махнул для меня рукой, это значит, я должен оставаться для страховки. Всех оставшихся, включая охрану, стал подталкивать и отводить метров за двести от засады.
- Хонди, сиди тихо. Голоса не подавать.
Умная собака оглядывается на меня и ложиться на снег. Я выбираю высокое место под сосной и выставляю ружье. Проходит пол часа. Чуткий слух уловил топот. Хонди поднимается и тянет морду вперед.
- Тихо.
По тропе бежит небольшое стадо. Впереди здоровенный, большущий секач, сзади кабаниха и пять кабанят. Они выскакивают из-за поворота трапы и замирают. Вожак с загнутыми клыками оценивает обстановку, увидев двух людей. Он принял решение и склонил голову. Теперь вперед, на этих двуногих непонятных животных.
- Стреляй, - вопит генерал своему партнеру.
Раздаются четыре выстрела. Кабан наверно ранен, но несется к цели как метеор. Мне трудно стрелять, разбросанные впереди деревья мешают мне, кроме того, кабанья тропа ниже поверхности сугробов и видно только мелькающая верхняя часть свиньи, но все же, на долю секунды, между двумя стволами, я поймал его высунувшийся пятачок и нажал курок.
Хонди первый рванулся вперед. Я за ним. Ошалевшие от страха гости, стояли как столбы, у их ног лежал труп секача. Первым опомнился генерал.
- Это ты его?
- Я.
Хонди уже лает от восторга, созывая людей. К нам бегут придворные, впереди отец.
- Далеко ты стоял? - спросил меня генерал.
- Вон там, за деревьями. Метров пятьдесят.
- А сколько тебе лет? - опомнился, наконец, чиновник.
- Семнадцать.
Подошел отец. Он сразу все понял. Подошел к секачу и посмотрел на дырку в голове.
- Ты неудачно выбрал позицию, - сказал он мне.
- Я не хотел мозолить глаза.
- Ладно и так хорошо.
Подбежали охранники.
- У вас все в порядке? - задыхался полковник.
- Все, если не считать того, что кабан в двух сантиметрах от моей ноги, - говорит чиновник.
- А ты чего здесь делаешь? - обрушился на меня полковник. - Я тебе говорил, что бы ты был подальше.
- Отставить, полковник, - рявкает генерал, - этот мальчик жизнь нам спас.
Хонди обожрался от ежеминутных подачек. Мы с отцом сидим за столом, где объедается свита чиновника и он сам. Я попробовал несколько бутербродов с икрой и семгой, запил все лимонадом и мне... понравилось. За столом обсуждалась охота и политика. Вдруг генерал обратился к отцу.
- Твой пацан отлично стреляет.
- Самый лучший стрелок, - с гордостью говорит отец, - белку только в глаз снимает.
- А в монету с пятидесяти шагов попадет?
- Хоть в десять монет.
Главный чиновник сразу заинтересовался.
- Пусть попробует, - предложил он.
Все за столом оживились и выскочили на поляну. Генерал с полковником пошли закреплять на сосне монеты. Отсчитали пятьдесят шагов.
- Ей, парень, иди сюда.
Я подхожу.
- Видишь пять монет.
Вечернее солнце падает на кору и бледный отсвет пяти звездочек, расположенных в виде креста, четко проглядывается на ней.
- Вижу.
- Стреляй.
Я вопросительно смотрю на отца, тот кивает головой. Я настраиваю ружье и начинаю представление. Два мгновенных выстрела, перезарядка, еще два выстрела, опять перезарядка и наконец, последний.
- Все.
Я закидываю ружье за спину и отхожу к отцу. Все окружающие, открыв рот, смотрят на меня. Первый к сосне несется Хонди.
- Ничего себе, - изумлен генерал. - Ну ты, хлопчик, и стреляешь? Такой скорострельности я еще не видел. Пойдем посмотрим, как там наши монеты.
Вся толпа валит к сосне. Отец хлопает меня по плечу.
- Ты перекрыл нормативы. Молодец.
- Но так и должно быть. Там цели все вместе.
У сосны гул. Толпа валит обратно. Чиновник держит в руке пять, пробитых по центру, монет.
- Ну ты даешь, парень. Я возьму их в Москву, а то не поверят.
- Молодец, - поддакивает генерал. - Я тебя запомнил, парень. Ей богу, запомнил. Клянусь, мы еще встретимся...
Зимние вечера самое тоскливое время года. У моих родителей бзик, они собираются из меня сделать грамотного человека. В школу я не ходил с первого класса, так как ближайшая деревня за 20 километров и родители пичкали меня знаниями сами. Бабушка учила французскому языку, в молодости она была гувернанткой и знала этот язык как профи. А мама впихивала знания, проверяя выученный параграф от сих, до сих. Отец из города привозил кучу книг и учебников и все это должен переварить я. Не скажу, что мне все давалось с трудом, я легко заучивал стихотворения и целые страницы книг, прекрасно овладел математикой и физикой, а остальное шло побочно, зрительной памятью бог не обидел. Сегодня нужно учить географию, это любимый предмет. Сижу за столом над картой и изучаю Тунис. Лампочка над столом ярко высвечивает внутренности избы. Лет десять тому назад, солдаты провели к нам от образцовой охотничьей избушки для правительственных особ, кабель и теперь мы всегда со светом.
- Мам, - спрашиваю я, - а Тунис богатая страна?
- Богатая, - не отрывается от вязки мать.
- Я в этом году буду сдавать экзамены за всю школу?
- За всю.
Я пытался сдать хоть какие-нибудь экзамены дважды, в прошлом и позапрошлом году. Первый раз я пришел в деревню два года назад, летом, с рюкзаком и ружьем за плечами. Рядом, как всегда, плелся Хонди. В таком виде мы ввалились в школу и, под изумленные взгляды шарахающихся ребят, поперлись к директору в кабинет.
Я и собака стояли посредине кабинета, за которым сидела седая женщина.
- Ты кто? - спросила она.
- Я Толя Самсонов из лесничества. Пришел сдавать экзамены.
- У тебя документы есть, Толя Самсонов?
- Есть.
Протягиваю ей метрику. Он ее разглаживает, читает.
- Ты что же, с первого класса не учишься в школе?
- Меня мама дома готовила.
В кабинет врываются две женщины.
- Марья Васильевна, - восклицает одна из них, - Глаша...
Тут их взгляд падает на меня и собаку и они застывают у порога. Хонди укоризненно на них
