Пока обсуждали положение, начало темнеть. Пастух пошел в село, и у меня мелькнула мысль, что он может нас выдать. Почувствовав колебания командира, я спросил:
- Сколько потребуется времени расчету пулемета, чтобы подготовиться к ведению стрельбы в обратном направлении?
Ответы были разными. Самым правдоподобным показался мне ответ Сандо Микина - три - пять минут. В наших спорах предложения Сандо всегда отличались смелостью. Он без колебаний хотел принять предложение пастуха, обещавшего скрытно провести нас к пулеметам. Сандо просил разрешить ему с двумя-тремя бойцами из отряда пойти в село и захватить пулеметы. У меня все определеннее складывалось мнение, что если бы командиром был он, а не Стефан Бонев, то мы к этому времени уже разбили бы противника. Я обратился к командиру:
- Если через три минуты можно открыть огонь из пулеметов в другом направлении, незачем больше ждать. Нужно немедленно наступать! Воспользуемся темнотой, скрытно приблизимся к огневым точкам и одним рывком овладеем ими.
Я решил действовать - встал и пошел. Сандо Микин поднялся вслед за мной. Пошли и другие. Все двинулись вперед, но в это время противник открыл огонь, над нашими головами засвистели пули. Мы еще находились на пологом обратном скате, и пули никого не задели. На минуту залегли. Пулеметы вдруг смолкли и больше не стреляли.
Колебания командира и слабая дисциплина замедлили наши действия, и мы упустили момент. Кто-то все же сообщил Гашевскому о нас, и он теперь знал наши силы и местонахождение. Чтобы расчистить себе путь и припугнуть нас, он приказал дать несколько очередей в нашу сторону. Прикрываясь ночной темнотой, противник отошел на юг.
Мы продолжали наступление и к двадцати двум часам вошли в село, но солдат там уже не застали. Крестьяне сообщили, что после стрельбы они отошли в южном направлении.
В селе мы встретили пастуха, который хотел провести отряд в тыл вражеским пулеметчикам. Он упрекнул нас в том, что мы его не послушались: ведь если бы мы сделали так, как он предлагал, Гашевскому не удалось бы уйти и он попал бы к нам в плен. Пастух был прав, и я был убежден, что говорил он совершенно искренне. Больше того, этот человек имел военную подготовку, отличался смекалкой и очень хотел нам помочь. Жаль, что не запомнил его имени.
Буржуазия тоже не дремала. Она упорно распускала слухи о том, что идут войсковые части из Врацы, Лома и даже из Южной Болгарии. Эти слухи оказывали отрицательное влияние на колеблющихся.
Утром 27 сентября мы получили приказ Пурчева: 'Бутанскому отряду остаться в Оряховской околии и пресечь попытки фашистов поднять бунт против народной власти!'
К обеду мы прибыли в Хайредин и предполагали там остановиться, но к вечеру нам сообщили, что в селе Сырбеница (теперь Софрониево) фашисты захватили власть, прогнав наших людей.
Отряд отправился в село Бутан. Людей в отряде осталось гораздо меньше. Ушли такие, как Марин, который плакал возле села Монастырище. Не помню как, но исчез и сам командир. Командование приняли мы с Благоем Ивановым. Отряд пополнился несколькими добровольцами. Мы взяли двух хороших коней у самого богатого кулака Тончо Вырбина и направились к Сырбенице, находившейся примерно в трех километрах.
К 23 часам переправились через Огосту и вошли в село. Ночь была лунная, кругом царила тишина. Перейдя реку, мы стали искать наших ребят по дворам и по неопытности открыли беспорядочную стрельбу. По мере приближения к центру села стрельба усиливалась. Создалась угроза, что повстанцы поранят друг друга.
С трудом прекратили огонь. К двенадцати часам ночи заняли общину, но там никого не нашли. Председатель революционного комитета Димитр Димчев спрятался. Послали его разыскивать, и вскоре он с группой людей предстал перед нами.
Как оказалось, после ухода отряда Пурчева Димчев поддался слухам, распускаемым представителями буржуазных партий в селе, и, вместо того чтобы проявить революционную активность, покинул общину. Фашисты, однако, ввиду неясности обстановки побоялись захватывать власть, но их подрывная деятельность и угрозы жестоко расправиться с повстанцами сделали свое дело. Среди наших товарищей царили неуверенность, смущение и страх.
Многие оказались неспособны к решительным действиям.
Мы приказали Димчеву держать власть в селе и предупредили, что, если он опять покинет общину, отдадим его на суд товарищей.
Той же ночью мы возвратились в Бутан. Немного отдохнули. Утром 28 сентября по селу распространился слух, будто город Фердинанд захватили фашисты. Мы с Благоем Ивановым не смогли собрать весь отряд и лишь с 30 бойцами двинулись в направлении Хайредина. Поздно вечером остановились возле села Бызовец, в восьми километрах севернее Хайредина. Кроме повстанцев из села Бутан с нами шли добровольцы из Хайредина и села Бызовец.
Обсудили положение. Полученные сведения подтвердили слухи о том, что центр восстания - город Фердинанд пал и повстанцы отошли к югославской границе.
Благой Иванов предложил и нашей группе двигаться к югославской границе. Товарищи колебались. Спас Стоиков, земледелец из Бутана, сказал:
- Благою и Петру легко предлагать идти в Югославию: они молодые, у них нет ни жен, ни детей, а для нас это не так просто. Мы останемся здесь. Если придется умереть, то умрем вместе со своими семьями.
Стоиков выразил общее мнение, и наши усилия убедить всех в необходимости пойти с нами к границе оказались напрасными.
Все единогласно решили, что я и Благой Иванов направимся к границе, а остальные возвратятся по домам. В случае ареста договорились обвинить во всем меня и Благоя. Попрощались, и в ночь на 29 сентября мы с Благоем на лошадях двинулись к Берковице. Кони были хорошие, и часа за три мы отмахали около 60 километров. На рассвете остановились в густом лесу где-то между селами Ерден и Студено-буче. Решили днем не продвигаться, пока не выясним обстановку. Мы очень устали и хотели спать. Благой предложил мое поспать, а сам вызвался подежурить. Через два-три часа он обещал разбудить меня, чтобы я его сменил. Когда же я проснулся, было около четырех часов дня, а Благой спал возле меня. Рядом мирно паслись наши кони.
Я разбудил его. Он вышел на ближайшую поляну сориентироваться. Спустя некоторое время на противоположной стороне поляны появился мужчина лет тридцати и двинулся прямо к нам. Благой направил на него винтовку, но незнакомец спокойно сказал:
- Убери винтовку. Я сам такой же, как и вы.
Он рассказал нам, что все повстанцы из Фердинанда и Берковицы перешли границу. Прошлой ночью он тоже пытался перейти границу, но ему это не удалось, так как ее охраняют воинские части и фашистские молодчики. Он был из Северной Добруджи.
- Попытаюсь связаться со знакомыми и укрыться у них, пока положение не нормализуется. А потом выйду из подполья, - сказал он, посоветовав пока и нам тоже не переходить границу, а на несколько дней укрыться где-нибудь в лесу. - Когда станет спокойнее, вы легче сможете перейти на ту сторону... закончил незнакомец.
Этот человек внушал доверие. К тому же он оказался знакомым Стоила Генова Стоилова из нашего села, тоже переселенца из Добруджи, женатого на нашей учительнице, активного члена партии, участвовавшего вместе с нами в восстании.
Мы сказали ему, что попытаемся следующей ночью перейти границу в районе Чипровцев, сели на коней и распрощались. Однако поехали не к Чипровцам, а в направлении Горна-Церовны и вершины Ком.
В винограднике возле Горна-Церовны мы натолкнулись на группу скрывавшихся парней. Их было человек восемь. Один из них, Георгий Митев, оказался моим одноклассником по Ломскому педагогическому училищу. Мы хорошо знали друг друга. Он тоже состоял членом ученического кружка, правда не отличался активностью. Парни рассказали, что участвовали в восстании, что восстание подавлено, что повсюду свирепствуют фашисты. Сообщили, в какой околии и сколько убито коммунистов, что село Лопушна сожжено.
Мы расспросили парней о дороге к границе. Они нам ее показали, но посоветовали оставить коней:
