ламповое стекло, и… потянул дверь на себя – она охотно распахнулась. Миха нервно хихикнул, и ребята вылетели из музея, помчались темной аллеей, на которой лежали густые от луны тени лип и мраморных статуй.
– Все, – перевел дыхание Миха, плюхнувшись в лодку и хватая весла. – Я больше так не играю. У меня и так дикция плохая. А с вами вообще заикой останешься. Или поседеешь до пенсии. Однозначно. Эти рыцари ходячие… Эти чучела стоячие… Все! Сдаюсь без боя…
Он ворчал всю дорогу до села. Греб так, что за кормой бурлила разбуженная вода.
Причалили – уже светало. Взбежали на горушку, мимо школы и церкви – в штаб-квартиру. По дороге свистнули под Галкиным окошком.
На терраске еще не отдышались, а Галка уже прибежала.
– Я почему-то так за вас волновалась, – сказала она.
– Еще бы! – вздохнул Миха. – Это не музей, однозначно. Это какое-то бандитское гнездо. С призраками…
– Это еще не все, – перебил его Колька. – Дверь-то в музей не заперта была.
– Это как? – Миха разинул рот.
– Вернее, она была закрыта на засов.
– Какая нам разница?
– Сообрази, – посоветовал Колька. – Попробуй.
– Значит, кто-то посторонний заперся в музее, – заключила Галка. – Изнутри.
– И ему кто-то НЕ посторонний отпер двери! – добавил Костик.
– Вот именно, – кивнул Колька. – Темные дела там творятся.
– Кто же это был? – задумалась Галка. – Вы не разглядели его?
– Темно было, только луна светила.
– Вроде в пиджаке, – стал припоминать Костик. – По-моему…
– И в штанах, однозначно, – перебил его Миха.
– Кажется, в таком… в клетку.
– В клетку! – завопил Миха. – А то, что нас какой-то железный истукан чуть не стоптал, – забыли?
– И мне показалось, что в клетку, – добавил Колька, не обращая внимания на его панику. Казалось, Колька был так спокоен, потому что догадывался, какой такой истукан гремел доспехами по залу. – Давай, Костик, покупай себе красивый чемодан и вселяйся в гостиницу. Иначе мы в этом деле не разберемся.
Костик вздохнул. А Миха посмотрел на него с сочувствием.
Глава III
Один негодяй и два злодея
Граф – это не кличка. Граф – это дворянский титул. И когда Владика Голубеева называли Графом (чаще всего в насмешку), он бывал отменно этому рад. И страшно гордился. Безо всякого, правда, на то основания. Потому что граф из Владика никак не получался. Ну не было в нем никакого дворянского благородства. Был он откровенно глуп и заурядно ленив. И ничего у него в жизни не ладилось: школу окончил плохо, в институт не поступил, с работой тоже не получалось – отовсюду его гнали из-за неумелости, глупости и лени. Тем не менее Владик считал себя человеком исключительным из-за своего дворянского происхождения, о котором ему все время напоминала его бабушка. «Бабенька», как называл ее Владик с детской поры.
Впитав ее наставления, Владик так и не понял, что дворянство – это прежде всего честь и отвага, беззаветное служение Отечеству, готовность защитить его своей шпагой от любых бед. Даже ценой собственной жизни. А бедный Владик считал, что титул, благородное происхождение – это богатство, слава, исключительное положение среди тех, кто похвастаться этим не может.
– Ты, Владислав, совсем не достоин своих предков, – нудила «бабенька». – По-французски не говоришь. Танцевать не умеешь. К фортепьяно не присаживаешься. Никаких в тебе аристократических талантов.
– Главный талант, бабенька, – важно отвечал Владик, – это деньги. А вот их-то и не хватает моему благородию.
– Ты, Владислав, должен всегда помнить о своем происхождении. Гордиться голубой кровью и белой костью.
Но толку от этих «белых кровей и голубых костей» Владику никакого не было. До той поры, пока однажды бабушка не рассказала вдруг в припадке ностальгии семейное предание. Рассказала не просто, а на ухо своему балбесу внуку.
И по мере того, как она говорила, Владик все шире раскрывал глаза. И рот.
Вот тут-то он и понял, что может стать настоящим графом – богатым и независимым. И презирать остальных людей уже не исподтишка, а на полном основании.
Известно, что если в голову глупому человеку приходит вдруг какая-нибудь идея, то идея эта тоже, как правило, глупая.
Но Владик этого не знал. И потому, преодолев наследственную лень, азартно взялся за ее реализацию.
Первое, что он сделал, – это проверил некоторые факты из бабенькиного рассказа. Для этого юный аристократ посетил дальнюю родню, в доме которой, он знал, частенько бывает известный профессор и историк.
Оказавшись с ним рядом за чайным столом, Владик небрежно повел разговор о всяких исторических ценностях и реликвиях и задал примерно такой вопрос:
– А вот, скажем, сколько сейчас могут стоить подлинные документы декабристского движения?
– Нисколько, – совершенно спокойно ответил профессор, отставляя чайный стакан. Ему не нравился этот глуповатый и, кажется, жадный молодой человек. – Нисколько, – раздумчиво повторил профессор. – Им нет цены, если хотите знать.
– Все имеет цену, – поучительно проговорил наш граф.
– Даже честь, ваше сиятельство? – едко усмехнулся профессор. – Вам ли, потомку древнего рода, так рассуждать!
«Потомок» не заметил в его словах иронии и надменно изрек:
– Не будем ломать копья об эту тему. Так сколько все-таки они будут стоить?
– Я же вам, юноша, русским языком говорю: они бесценны. Бес-цен-ны!
Владик пошевелил губами, будто что-то в уме подсчитывал, подвигал бровями, чмокнул…
– Ладно, – сказал он и тут же поднялся из-за стола.
– Дело, стало быть, только за тем, – бросил ему в спину профессор, – чтобы разыскать такие документы. Как говорится, во тьме веков.
– А уж это моя проблема, – не оборачиваясь, презрительно процедил «потомок».
Профессор внимательно посмотрел ему вслед и покачал головой.
Второе, что сделал Владик, – подыскал себе сообщников. Точнее – исполнителей. Ведь дело, которое он затевал, было как-никак довольно щепетильным. Более того: оно было опасным и без нарушения закона невыполнимым. А Владик как потомок не собирался ни подвергать себя опасности, ни конфликтовать с законом. Черновую работу должны сделать за него «черные» люди.
…И вот в один прекрасный день Владик исчез из родного города. Даже не попрощавшись с бабенькой. Чтобы появиться совсем в другом месте и совсем в ином качестве.
На окраине городка Дубровники, в маленьком кособоком домишке жила-была любопытная и говорливая старушка. Прирабатывала к пенсии уборщицей в музее. И очень ей там нравилось: тут тебе и сотрудники, и посетители. Так что в рабочее время бабуля могла сполна удовлетворять свою потребность в многословии и сплетнях. А вот дома маялась. Ну не с кем ей поговорить! Разве что с кошкой или с древними ходиками, которые давно уже разучились постукивать как положено и спотыкались на каждом «тике» и
