польдеры, уложенные в ряд по краю длинного плато. С высоты орбиты цепочка польдеров походила на патронную ленту от крупнокалиберного пулемета, оставленную на астероиде неким богом войны. Впрочем, отметил я про себя, подобные сравнения приходят на ум лишь тому, кто постоянно занимается изъятием оружия. Биостанция – объект сугубо мирный. Польдеры – это просто огромные трубообразные парники, где выращивается пшеница, рожь, овощи и прочая полезная травка. Спрашивается, кому могли помешать огурцы и укроп? Но, с другой стороны, не зря же Мейден срочно собрал совещание. И потом, что это значит – «искусственный метеоритный дождь»? Правда, он был на Мидасе, а Нектар… Неужели и до тихого Нектара, где нет ни рудников, ни транспортных баз, ни обсерваторий – ничего, кроме безобидного огорода, – докатилась волна веселой жизни, с которой мы боремся в Поясе?
– Те из вас, кто бывал на Нектаре, – заговорил Мейден, – знают, что там, кроме обычной работы, ведутся опыты по селекции новых, генетически ценных культур. В качестве фактора, вызывающего генные мутации, используются солнечный ветер и космические лучи. Их воздействие регулируется экранировкой в виде шторных задвижек, перемещением которых управляет компьютер станции. Авария произошла так: сначала сработала автоматика радиационной защиты, все отсеки были изолированы, и пять человек оказались запертыми в польдерах. В этот момент экранные задвижки начали открываться одна за другой, пропуская внутрь летальный поток радиации.
В темноте кто-то присвистнул. Стальные польдеры при смертельной дозе лучей были не надежнее обыкновенного пиджака.
– К счастью, обошлось без жертв, – сказал Мейден. – Людям удалось спастись только потому, что они успели надеть скафандры. Весь генный фонд биостанций погиб. Расследование показало, что сервомоторы, приводящие в действие задвижки, сработали самопроизвольно.
В зале зашевелились.
– Десятки сервомоторов? – удивленно переспросил чей-то молодой голос.
– Пятьдесят четыре мотора на девяти польдерах, – спокойно ответил Мейден. – Но мы собрали вас не для того, чтобы вы ломали над этим голову. Разгадка уже найдена. Дайте Пахаря. Передаю слово Ривере.
Главный эксперт Ривера вышел к экрану, на котором появился голографический портрет какого-то парня. Сразу было видно, что снимок сделан наспех, где-то на людях, скрытой камерой.
– Это Пахарь, – сказал Ривера. – Является служащим международного вычислительного центра на астероиде Герион. Сейчас у него отпуск, и он путешествует по астероидам. Взят под наблюдение как чрезвычайно искусный брейкер.
По залу пронесся вздох. Вот оно что! На нашем жаргоне брейкером называется человек, способный без каких-либо внешних проявлений воздействовать на технические системы с целью их разрушения. Мистики тут никакой нет, весь эффект объясняется сверхсильным напряжением биополя, которым обладает брейкер. Поле это можно зафиксировать и нейтрализовать. Но, по словам Риверы, с Пахарем ничего не вышло. Наши несколько раз устраивали ему проверку, тайно замеряли параметры. Оказалось, что никакого биополя у Пахаря нет! Вернее, есть, но как у всякого нормального человека: напряженность, конфигурация, спектр – самые заурядные.
– Вероятно, – заключил Ривера, – Пахарь обладает каким-то неизвестным нам полем и потому особенно опасен. Его визиты на астероиды всегда кончаются неприятностями: техника начинает бунтовать или вовсе выходит из строя.
Затем слово вновь взял Мейден. Он сообщил, что, кроме Нектара, Пахарь успел побывать еще на двух астероидах. Сначала он появился на астероиде Тетис. Я бывал на Тетисе и знал, что там рядом с биостанцией находится база космофлота, работающая в автоматическом режиме. Туда заходят для заправки беспилотные транспортные ракеты, совершающие каботажные рейсы внутри Пояса. Взлет, посадку, обслуживание ракет обеспечивает компьютер. Оказывается, пока Пахарь был на Тетисе, ракеты то и дело заходили на посадку с большим отклонением от базы, угрожая врезаться в биостанцию. Биологи начали было думать, что забарахлил компьютер базы Тетис, как вдруг все исправилось само собой. Позднее удалось выяснить: база заработала нормально, как только Пахарь покинул астероид.
– Ракетой по станции, – буркнул кто-то сзади. – Самоубийство…
Мейден услышал реплику.
– Мы думали об этом, – сказал он. – Вызывая катастрофу, брейкер, конечно, подвергает опасности и себя. Но Пахарь каждый раз успевает исчезнуть, он всегда начеку. Тогда, на Нектаре, оказавшись в польдере, он первым надел скафандр и даже помог другим. На Тетисе у него, видимо, нервы не выдержали, и он покинул его слишком рано. Зато потом был случайно на Мирре, которая ему даром не прошла.
Мейден рассказал, что, когда Пахарь прибыл на Мирру, в хемореакторе биостанции началась неуправляемая реакция, дело закончилось взрывом. При этом кумулятивная струя газов ударила именно в тот отсек, где находился Пахарь. Его спасло лишь удачное расположение обломков, которые послужили ему защитой. Порожденный этим взрывом поток осколков и выпал потом на соседнем Мидасе в виде метеоритного дождя.
Теперь я понял, что имел в виду Мейден, говоря об искусственном происхождении потока мидасовских «геркулид»! В моей голове сразу же включился генератор сопоставления. Что, если взрыв на Мирре, думал я, лишь условие, которое создал Пахарь для реализации программы «мыльного клуба» на Мидасе? Но к чему тогда его вредительские действия на Нектаре и Тетисе, не имевшие таких широкомасштабных последствий? То, что произошло, например, на Нектаре, можно было вызвать усилиями брейкера, но это никому нельзя было продать. Во-первых, в силу локальности и мгновенности самого инцидента, а во-вторых, в виду отсутствия покупателя: поблизости от Нектара нет ни одного «мыльного клуба» – единственного приобретателя катастроф. Двенадцать огнедышащих ракет, которые в течение трех суток одна за другой угрожали рухнуть на биостанцию Тетис, были, конечно, более эффективным товаром, но и его в окрестностях Тетиса брейкер не мог бы никому сбыть. Словом, мне оставалось гадать: либо Пахарь подвержен приступам бессмысленного вандализма, либо его действия вообще не имеют никакого отношения к деятельности «мыльных клубов».
Тут вновь подал голос стажер, который интересовался сервомоторами. Этого новичка, видимо, многое у нас удивляло.
– Мне непонятно, – волнуясь, сказал он, – почему не рассматривается альтернативная версия. Почему мы не предполагаем, что этот человек, – он кивнул на снимок Пахаря, – вовсе не брейкер, а все три случая с ним – просто роковые совпадения? Насколько я понимаю, подобные катастрофы могли произойти и от других причин – мало ли их в Поясе? И компьютеры ошибаются.
Вопрос был наивный, но Мейден ответил на него со всей серьезностью:
– Вы рассуждаете логично, но упускаете некоторые детали. В Поясе нет отдельных компьютеров. Пояс – зона повышенной опасности, поэтому все вычислительные комплексы, работающие на астероидах, объединены средствами космической связи в Международную интегральную информационно-компьютерную сеть – МИНИКС. Для выработки ответственных решений, ошибки в которых ведут к катастрофам, используется мощь всего МИНИКСа, а не одного какого-то компьютера. Значит, если мы исключим вмешательство брейкера, нам придется признать, что с некоторых пор МИНИКС допускает непоправимые ошибки. Но почему тогда мы все еще живы? И почему катастрофы происходят одна за другой только на Нектаре, Мирре и Тетисе, которые посещает некий путешественник?
Стажер сконфуженно сел.
– Другое дело, – продолжал Мейден, – что у нас действительно нет прямых улик, вообще каких-либо оснований для ареста Пахаря. Материальные следы его воздействия на технические системы отсутствуют, так что он всегда может изобразить себя жертвой, а не виновником катастрофы. Формально он сейчас – пострадавшее лицо, отдыхает в оазисе Офир на Марсе. Непонятна и цель его диверсий. Единственное, что можно сказать, – Пахарю почему-то не нравятся биостанции. Все его диверсии имели место там, где в космосе выращивается что-либо съестное, – так сказать, «на пажитях небесных». Поэтому, кстати, мы и дали ему кодовое имя «Пахарь», под которым он будет фигурировать в оперативных донесениях. Скоро Пахарь закончит курс лечения и может вернуться в Пояс. Видимо, нам придется немало повозиться с ним, но, я думаю, мы сумеем познать цели этого человека и выяснить природу его таланта.
В словах Мейдена звучала уверенность, но позже, когда я думал об этом деле, меня все больше одолевали сомнения. Брейкер – не такая уж частая фигура в нашей практике, и говоря по правде, никто из
