Коленька растерянно глянул на меня.
— Что будем делать?
— Давай для начала сядем в машину, — предложила я, — и спокойно все обсудим.
Коленьку трясло так, что он не мог попасть ключом в замок зажигания.
— Елки зеленые, — повторял он, — ведь я чуть не прокололся. На волосок был. Хорошо, что я с Романевским разговоры разговаривал за пределами пикета, в основном на улице! Как ты думаешь, он ничего напарнику не слил?
— Надо выяснить, какие у них отношения. И аккуратно обкладывать этого Петрова.
— Нет, ты понимаешь, как все приходится одно к одному?
— Конечно. Вот тебе и “крыша” над коммерсантами. Вот тебе и девятимиллиметровые пули. “ПМ” это был.
— Подожди! Он что, дурак, что ли, из табельного оружия людей валить?
— Он не дурак, Коленька. У нас что, хоть одна пуля есть в наличии? Или гильза?
— Тоже верно.
— Он мне, кстати, сразу не понравился, — наябедничала я. — Бирюк какой-то невежливый. Одно слово, маньяк.
— Точно, — поддакнул Васильков. — Хорошо, что я с ним на контакт не пошел.
— Между прочим, вот откуда у него студбилет Романова и телефон Островерхого. Наверняка оба пьяные попали в пикет. Он их и обобрал. И не надо шастать по придорожным канавам — деньги и ценности сами плывут сюда в карманах пьяных граждан.
— Согласен. Надо проверить его группу крови. По убийству Хворостовской известна группа спермы преступника.
— А как мы узнаем его группу?
— Что-нибудь придумаем.
— Стоп! — вдруг сказала я. — Ну, узнаем мы его группу крови. Это еще ни о чем не говорит. Ну, даже изымем его кроссовки; он в ответ нам может выдать какую-нибудь отмазку.
— Его Люда опознает, — подсказал Коленька, но я покачала головой.
— Опознает как человека, с которым вместе уходил Вараксин; причем, заметь, уходил добровольно. А то, что происходило на пляже, не содержит никакого состава преступления.
— На что ты намекаешь? Что у нас нет доказательств?
— Коленька. Доказательств полно. Но они все косвенные, у нас ни одной прямой улики нет.
— И что теперь?
— Все эти доказательства приобретут свое полновесное значение либо при наличии его признания…
— Либо?..
— Либо его нужно брать на эпизоде, — договорили мы с ним хором.
Я была собой недовольна. Какая я дура, твердила я про себя по дороге домой. Как я могла раньше не понять, что наш маньяк — милиционер?! Только идиотка могла придумывать, почему же это преступник не стесняется показывать пистолет на людях — да ксива у него милицейская — вот почему!
Единственная закавыка — это кольцо в губе. Как мог милиционер сделать себе пирсинг? Это у меня плохо укладывалось в голове. К тому же я не видела никаких дырок на губе у милиционера Петрова (правда, я не особо-то его рассматривала). Заросла дырочка? Или он ее маскирует?
В задумчивости я вошла домой и застала привычную картину — ребенок нажимает кнопки “Плейстейшена”, сидючи перед экраном. Я мимоходом кивнула ему и пошла на кухню, но была остановлена удивленным сыновьим возгласом:
— Мама, что это?
— Где? — я обернулась к нему, но он вскочил и забежал мне в тыл.
— Вот, — нагнувшись, он что-то снял с моей юбки.
— Что это, Гошенька?
Ребенок показывал мне зажатое между пальцами маленькое незамкнутое колечко из белого металла.
— Мамуля, ты что, решила сделать пирсинг на попе? — удивился он.
— Какой пирсинг? Да что это вообще такое и откуда взялось?
— Откуда взялось, это тебе лучше знать, — хитро прищурился сын. — А вообще это кольцо для пирсинга. Колись, зачем оно тебе?
Я вдруг вспомнила что-то острое, таившееся в продавленном кресле из пикета.
— Гоша, а бывают съемные кольца для пирсинга? Которые можно снимать и надевать, когда захочешь? Не прокалывая ничего?
— А я тебе о чем говорю? — Гошка нетерпеливо вздохнул и потряс блестящим колечком. — Вот,
