Даймон

Туда – налево, к метро, куда весь народ спешит. Сунул Алеша руки в карманы пиджака, губу прикусил. Вперед! Права Ева – суки менты, злобные суки. Именно сейчас Профессора искать надо, пока след теплый. Какой из него, историка-недоучки, следователь?

Дернул щекой товарищ Север. Какой? А никакой! Но другого нет. Все слепые и глухие, смотрят да не видят…

Что-то спрашивал Хорст, говорил о чем-то. Не отвечал Алексей, не слушал. Так и шел – с руками в карманах, под ноги глядя. Повезет? Не повезет? Алкаши с утра похмеляются, сейчас полдень, самое время новую дозу принимать…

Повезет?

Знакомая 'стекляшка', где Степана Квитко поминали. Пластиковые столы, очередь алкогольная. Невеликая еще, к вечеру сползутся…

Товарищ Север поглядел внимательно, подбородок почесал.

– Этого! Только тихо.

Хорст-Игорь кивнул – понял. Посуровел, плечи расправил, шагнул вперед, прямо к очереди. Выдернул человечка, словно редиску с грядки. Отшатнулась продавщица, попятились соседи-алкаши. Лишь схваченный был спокоен, даже улыбался. Чего ему бояться, сумасшедшему?

«Мой коллега. Познакомьтесь, Алексей».

Далеко уходит не стали, за угол свернули. Забор, за ним – свалка. Тихо, грязно, ни души…

Товарищ Север вынул замшевый футляр, достал шприц. Фенитон – повышает дозу миорелаксантов, индуцирует микросомальные ферменты…Прав Профессор – понадобился!

– Снимай с него куртку – в вену колоть будем.

Игорь не стал спорить и переспрашивать. Упала куртка – прямо на мусор, на пластиковые пакеты, на пустые 'паки'. Забеспокоился псих, ногами засучил. Ойкнул, закрыл глаза …

…Сколько ждать? Минуту, больше? Только бы не помешали, только бы подействовало, только…

Дрогнули веки, не спеша приоткрылись.

– Здравствуйте, Юрий Владимирович!

Запомнил, Профессор. Не волнуйтесь! Легко запомнить…

Выпрямился псих, из лапищ Игоря освобождаясь, скользнул ладонью по расстегнутой рубашке, брезгливо поморщился.

– Чем обязан, молодые люди?

Улыбнулся ему товарищ Север, руководитель областного подполья:

– Многим, товарищ Юго-Восток, многим!

* * *

– …Представьте себе, нет. Не боюсь. Умирать неприятно, не спорю. И уйти в Ноосферу пока нельзя, тут вы правы. Только есть нюансы…

Извлек из мятой пачки сигаретину, щелкнул зажигалкой. Затянулся.

Хмыкнул.

– 'Я не волшебник, я только учусь'. Так кажется, Алексей Николаевич? Вы пока еще маг-недоучка, вас и на Мирцу едва пускают. Человек живет не одной жизнью. Убьете меня здесь – вернусь в себя-двадцатилетнего. Если точнее, в 1980 год. Двадцать два года, молодость, все еще впереди. Вы меня вырвали именно оттуда. Есть и другие варианты. N-связь дополнит остальное, это уже не трудно.

– Профессор, – негромко напомнил Игорь, едва сдерживаясь.

– Я же сказал: не ищите, – Юрий Владимирович вновь затянулся – с удовольствием, смакуя. – Большего не услышите. Это наши дела, он знал на что идет… Кстати, действие фенитона сейчас закончится. Можете меня убить – пока я здесь. Можете спросить. Если по делу – отвечу.

Хорст тяжело вздохнул. Не дал ему Алеша сказать, опередил.

– Переворота 26-го не было. Это лишь обманка, ложный слух. 'Волки, волки!' Когда?

Юрий Владимирович усмехнулся, поглядел в теплое весеннее небо.

– Войны следует начинать в воскресенье, в четыре часа утра. Хоронить – на третий день…

* * *

– А вас, Юрий Владимирович, на планете Мирца заждались, в живых даже не числят. Оплакивают! Что же вы друзей забыли?

– Не забыл. Но, знаете, трудно общаться с идеалистами.

Дорожка 18. «Я умираю от любви». Авторы музыки и слов неизвестны. Исполняет ансамбль 'Orera'. Запись 1961 г. (2`08).

Фуражку надевать? Не надевать? Надо бы, по форме полагается, но противно до икоты. Увидел бы Алеше еще вчера: мундир синий, ментовский, брюки синие, ремень, погоны с четырьмя звездочками…

– Держите, Алексей!

Фуражка…. Делать нечего, придется оскоромиться. Как поется у классика: 'Теперь я турок, не казак…'

– Покажитесь!