Сердитой оставалась одна Теа. Солдаты службу знали. По ночам с «серым» на стражу заступали не меньше чем по двое вояк. Погулять под таким наблюдением было трудно, и приходилось довольствоваться краткими превращениями на привалах, благо за девушкой в кусты никто не лез. Лиска ворчала, что это не превращение, а одни переодевания.
Дубник оказался большой деревней, обнесенной надежным высоким частоколом. Уже лег настоящий снег, полегчавшие полупустые повозки начинали вязнуть в липком снежном покрове. Путешественники остановились в двухэтажной гостинице. Охрана наскоро попрощалась и, едва переночевав в тепле, отправилась назад – воины опасались надолго застрять в снегах.
За крошечным окошком кружился снег. Друзья обсуждали, что делать дальше. Ждать весны не хотелось, но и проводников, согласных вести отряд к Медвежьей долине, не находилось. Кроме жутких заснеженных лесов, местных жителей отпугивала неоднозначная репутация «Двух лап». Квазимодо наслушался много разной ерунды.
– Повозки оставляем. Здесь есть такие штуки – вроде носилок. Лошади их неплохо волокут. Груза у нас уже немного. Чего не пойти? Здесь все деньги проедим, – приводил разумные доводы Бат.
– Здесь и реки нет. Одни ручьи, да и тех под снегом не найдешь, – поддерживал его Ныр.
– Мы горы прошли. Зачем ждать? – Изнывающая взаперти лиска была готова отправляться хоть сейчас.
Квазимодо начал распинаться насчет глубокого снега, волков и вег-дичей, подбирающихся даже к Дубнику, о том, что к Медвежьей долине и дороги-то нет, одна тропа непроезжая. Решили подумать несколько дней – вдруг оттепель придет? Местные говорили, что так бывает.
Хотя уши оставались единственными органами, что уцелели на голове в относительной неприкосновенности, особым музыкальным слухом вор не отличался. Но судя по тому, как морщилась Теа, дудели и пиликали музыканты трактира действительно отвратительно. Впрочем, местным завсегдатаям нравилось. Поскольку харчевен в Дубнике было всего две, зал наполнялся каждый вечер. Поужинать спокойно было трудновато. Лиска смылась наверх, следом пошли раскритиковавшие местное пиво фуа и Бат. Квазимодо протиснулся к стойке договариваться с хозяином о том, чтобы завтрак подали наверх в номер.
Хозяин трактира Квазимодо не понравился еще по первому впечатлению. Глаза слишком преданные, скидки делает такие, что разве что местных мышей обрадуют. За слово свое не отвечает – сказал, что овес лошадям самый лучший засыпают, а на самом деле упорно с какими-то обтрусками смешивают. Ветчину подает – ее и с нормальными-то зубами не разжуешь. С такими повадками в Глоре разве что между нищими бродягами можно «крысятничать». И с этим хозяином до весны общаться?
Квазимодо протиснулся между столами, забитыми местными гуляками, дружно распевающими дивную песню про «жаркий сеновал». С облегчением вышел из шума и ора на узкую лестницу. Не успела закрыться дверь, как кто-то, сопя, затопал по лестнице следом.
– Эй, купец! Тебе, одноглазый, говорю.
Вор глянул через плечо. Двое местных лезли, нехорошо улыбаясь. Оп, еще один появился наверху. Никак «щипать» будут?
– Слышь, приезжий? Как так? Третий день живете, а о въездной пошлине ни слова? Не по закону как- то.
Слишком узко. У всех троих в рукавах ножи. Наглые, суки. Если полоснут, могут и насмерть задеть.
– Чего молчишь, купец? Или у тебя вместе с губами и язык оборвали? – поинтересовался тип в дорогой низко нахлобученной шапке. Двое остальных негромко засмеялись.
– Въездную пошлину на границе оплатил. Потом еще в Тинтадже, – пробормотал вор, прижимаясь к стене.
– Тинтадж далеко, и он нам не указ. А граница – вот она. За нами уж никого нет, – сообщил тот, что стоял сверху.
У горла Квазимодо оказалось лезвие ножа. Судя по всему – острого.
Чувствуя, как тепло бежит по шее, вор вжался затылком в стену, прошептал:
– Вы что, меня убивать будете?
Снова засмеялись:
– Да нет, если тихий будешь, только поцарапаем. Мы не жадные. – Разбойник в хорошей шапке пощупал кошель на поясе вора. – Нам вот этого хватит…
В кошеле по старой привычке лежало несколько медяков, да под ними остатки айвовых конфет из Нового Конгера. Квазимодо любил пососать кисленькое – для десен полезно, не хуже жилки помогает.
– Берите да проваливайте.
– Не груби, господин купец. Хочешь последнего глаза лишиться?
Нож резанул тесемки кошеля. Второй грабитель выдернул из ножен на поясе испытанный орочий нож вора.
– Эй, парнишка. Нож оставь, – злобно пробормотал Квазимодо.
– Пасть свою беззубую захлопни. Зачем тебе нож? Я бы на твоем уродском месте давно бы повесился. Ездите здесь, южане тупые. Скажи спасибо, что не убили…
Грабители потопали вниз. Последний небрежно пихнул вора в живот. На миг лестница наполнилась пронзительным скрипом музыки. Ну, вот… Квазимодо потрогал шею – рука липкая. Вот же… Вор взлетел по лестнице, проскочил коридорчик и ворвался в номер.
Фуа подскочил как ошпаренный. Теа прыгнула навстречу.
– Спокойно, детка. Посмотри-ка, что там?
– Неглубоко. – Горячий язык слизнул кровь.
– Как ни удивительно звучит – меня ограбили, – пробормотал вор. – Детка, не расслабляй меня. Пойдем справедливость восстановим. Бат, открой окно. Вы с Ныром остаетесь на хозяйстве. Теа, отпусти меня и надень куртку…
Под спешно намотанным на шею теплым платком порезанная шея саднила и горела. Квазимодо прошел по скосу крыши, не устоял и вместе с пластом снега съехал вниз, прямо на поленницу. Тоже неплохо. Куда более гибкая Теа спрыгнула следом.
Вор, держа в руках ножны с кукри, перебежал к сараю, отсюда были видны ворота. Вышли или нет? Он бы на месте грабителей поторопился. Правда, таким самоуверенным, как эти местные «деловые», он никогда не был. Но Бат слишком долго с наглухо заколоченным окном провозился.
Пустая заснеженная улица. Здесь, в Дубнике, с наступлением темноты мало кто рискует гулять.
– Детка, ты налево. Я – направо.
– Сдурел, Ква? Какое налево?! Вот же следы.
– Зажрался я, – скорбно пробормотал вор. – Простые вещи забываю. Пошли…
В сумраке улице, подсвеченной свежим снежком, неторопливо покачивались три удаляющиеся спины. Дубнинские грабители, очевидно, не привыкли бегать от погони. Один что-то сказал, остальные засмеялись. Уверенная походка рано раздобревших, предпочитающих пиво всем другим напиткам людей.
Снег поскрипывал под ногами. Теа и вор быстрым шагом нагоняли безмятежных злоумышленников. Наконец один из них оглянулся. Не узнал, оглянулся еще раз. Что-то коротко сказал – развернулись все трое, перегораживая узкую улицу. С обеих сторон проход подпирали крепкие бревенчатые заборы. Искрится в лунном свете снег, где-то в конце улицы мерцает случайный огонек. Далеко за городским частоколом взвыл грустный волк. Ему ответил другой. Самое время для выяснения отношений.
– Эй, уродец, неужели еще деньжат приволок? – поинтересовался мужик в добротной шапке.
– Глядите – он и девку с собой привел! – разглядел Теа другой – здоровый молодой парень в распахнутом лохматом полушубке.
– Какие вы, пришлые, все-таки глуповатые, – с некоторым удивлением сказал тип в шапке, очевидно, главарь разбойничьей троицы. – Ты зачем бабу с собой притащил? Холодновато сейчас для забав подзаборных. Нам ведь теперь вас обоих на «перо» ставить придется. А ее так и вообще без пользы.
В руках всех троих блеснули ножи – наигранное и отрепетированное, призванное произвести впечатление движение.
Квазимодо стряхнул ножны с кукри на снег и пробурчал:
