Одни даже саму постановку такого вопроса рассматривали как вызов богам; многие же отвечали им, что царица отправилась в овеянную легендами страну далеко за великим океаном и никто не знает туда пути, чреватого тысячами опасностей. А Юнмутеф распалился еще больше.
— От фараона, обретающегося в стране Пунт, Египетскому царству столько же пользы, сколько журавлю восточной пустыни от лягушки в нильских болотах, — заявил он. — Тутмос уже не ребенок, а возмужавший юноша, и мы сами короновали его на царство. Он должен исполнять свои обязанности.
Старейший из жрецов Хем Нетер порылся в ветхом свитке и провозгласил:
— По древнему закону фараон имеет право покидать земли Нила только для преследования врагов. А Мааткара вовсе не выступила в поход, чтобы усмирить врагов Египта, так что она попрала священный закон царства.
— Да будет фараоном Тутмос! — раздалось из задних рядов. — Да здравствует фараон Тутмос!
Два дня и две ночи бритоголовые судили и рядили в закрытом храме, без еды и питья, как велит обычай при важных решениях. Наконец врата открылись; Пуемре вышел к томящемуся в ожидании народу и возвестил:
— По священной воле Амона отныне править Обеими странами будет Тутмос, да живет его Ка вечно! Долженствует ему взять в супруги Нефруру, дочь Хатшепсут, дабы не иссякла кровь Ра. Иероглифы с именем Тутмоса надлежит разместить на всех храмах, а также украсить все статуи богов.
Люди возликовали, внимая речи верховного жреца, а Пуемре взошел на парадную барку под именем «Амон сияет» и направился вниз по Нилу в ном священных сикиморов.
Теперь, когда пастухи и жители страны узнали тайну Тутмоса, он открыл, что пастушка священного гуся — это его мать Исида, которую фараон Мааткара изгнала в пустыню, как изгоняют прелюбодеек. И все, кто слышал это, плакали и винили красноглазого Сета, господина всякого зла, в том, что он лишил разума мать будущего царя. И все лили горючие слезы, когда слышали, как Тутмос, пытаясь вернуть матери память о прошлом, неотступно, раз за разом повторял ее имя и, возложив руку себе на грудь, называл свое. Но мать юного фараона лишь безучастно смотрела перед собой и вторила ему с полным безразличием, ибо имена эти для нее ничего не значили.
Обратное путешествие на барке «Амон сияет» напоминало триумфальное шествие. Люди по берегам Нила падали ниц и целовали песок, едва лишь белые паруса появлялись на горизонте. Вся их любовь обратилась на юного фараона, на чью долю выпало столько испытаний. А жрецы во всех храмах возвещали: Маат, богиня истины со страусовыми перьями на главе, победила зло и на загробном суде, когда Анубис станет взвешивать черное сердце Хатшепсут на весах справедливости, перо Маат на другой чаше опустит его до самого низа.
Надежды юного фараона на то, что привычное окружение, роскошь дворцов и храмов Фив вызовут у Исиды воспоминания, тоже не оправдались. Глаза ее остались слепы к великолепию столицы, уши глухи к ликованию народа. «Где священный гусь Амона? — спрашивала она постоянно. — Мне надо выгнать его на луг». Слезы лились из глаз Тутмоса водопадом, который мог бы смыть плотину в плодородных землях. И вот однажды, пребывая в неизбывном горе, он возопил:
— Да предаст Великая Эннеада богов вечному забвению ту, которая совершила такое зверское преступление!
И плакали вместе с ним все жрецы и вельможи.
В печали и скорби проходили дни, мать Тутмоса Исида так и не обрела памяти, и тогда фараон принял решение покинуть дворец в Фивах, в котором на каждом шагу его преследовали воспоминания, и обосноваться в Мемфисе, где правили его предки. Но прежде чем он успел осуществить свой план, гонцы из дельты принесли весть: в песках восточной пустыни показались пять кораблей, на которых царица полтысячи дней назад отправилась искать овеянную легендами страну Пунт. Защити нас Амон!
Среди жрецов началась паника, и некоторые из них бежали за Нил, чтобы в просторах ливийской пустыни укрыться от гнева Мааткары — так силен был страх перед ней. Тогда юный Тутмос выступил перед народом, сильный, как сокологоловый Монту, и успокоил волнения подданных, ибо Маат, богиня истины и мирового порядка, на его стороне. И вышли с ним Аменхотеп, которого Тутмос назначил управителем дома и преемником Сененмута, первый пророк Амона Пуемре и справедливый визирь — все трое клятвенно заверили фараона в своей верности.
На третий день месяца пахон небо нахмурилось. Тяжелые тучи низко висели над желтеющей долиной Нила.
Ветра не было, даже листья пальм не шелестели. В ветвях молчали птицы, и цикады приостановили свой миллионоголосый стрекот, будто ждали вступления солиста.
В этой мертвой тишине на большой излучине Великой реки показалась царская флотилия, идущая четким строем, со спущенными парусами. Гребцы тяжело налегали на весла — петь они давно устали. На носу первой барки в величественной позе стояла Хатшепсут. Люди, которые при виде корабля фараона обычно падали ниц, как падает черное дерево Севера под ударом топора, теперь стояли с застывшими лицами и молча провожали взглядами вернувшуюся на родину флотилию. Эта женщина больше не была их фараоном, дочерью великого Тутмоса, да живет он вечно. Пускай себе надевает высокую корону Обеих земель, пускай подвязывает к подбородку гордо торчащую бороду и опоясывает бедра плиссированным схенти — она не царь Верхнего и Нижнего Египта!
Хатшепсут давно заметила неприязненное отношение к ней собственных подданных. Она чувствовала: произошло нечто такое, что подорвало ее авторитет, лишило ее уважения, ослабило власть. Ни одна голова не склонилась перед ее величеством! И когда корабли пристали к фиванскому берегу, там не было никакой толпы, встречающей ее, ни одна рука не взметнулась в приветствии. Один лишь Пуемре вышел ей навстречу.
— Госпожа, — холодно начал свою речь верховный жрец, — в те времена, когда ты отправлялась в экспедицию, все сердца были на твоей стороне, все горы и равнины были твоими, ибо Амон возлюбил тебя как свою дочь. Но Сет красноглазый вложил в твое сердце зло, к гордости ибиса пристала вероломность кошки, к доброте гуся — коварство змеи. И подобно змее, губящей персиковое дерево, замыслила ты погубить Исиду, мать юного фараона. Ты приказала изгнать ее в пустыню, привязав к спине осла, как женщину, нарушившую супружескую верность, хотя совесть Исиды была чиста. И вот твой народ отвернулся от тебя и признал Тутмоса своим фараоном.
— Я хочу говорить с Сененмутом! — игнорируя речь жреца, потребовала Хатшепсут.
— Сененмутом? — Первый пророк Амона покачал головой. — Когда Сененмут узнал о смерти своего сына Амсета, который отправился на поиски Исиды вместе с другом, он бесследно пропал, не сказав слова прощания. Одни говорят, будто он прыгнул в воды Нила, чтобы быть рядом с сыном. Другие утверждают, что боги призвали его к себе, дабы служил он им своим искусством, — так прекрасен храм, который Сененмут построил в твою честь.
На лбу Хатшепсут набухла синяя жила, толстая, как червь, грозно сверкнули ее глаза, а пальцы сжались в кулаки, и левый мерцал кроваво-красным светом.
— Бросьте в волны всех зверей, которых мы привезли египтянам из страны Пунт, порубите всю ценную древесину, а остальные сокровища разбейте на тысячи кусков! — срывающимся от гнева голосом крикнула она своим людям.
Но на этот раз команда не послушалась ее. Царица-фараон поняла, что время ее кончилось. И глянула Хатшепсут на кровавый алмаз, который преподнес ей в подарок Пареху, царь карликов, и сорвала его с пальца, и закинула далеко в Великую реку, и ушла. И брела она долго вверх по Нилу, пока силы не оставили ее.
А Пуемре исполнил последнюю волю Сененмута и проследил, чтобы на стенах храмового зала, по рассказам нубийца Нехси, были изображены картины экспедиции в страну Пунт. И Пареху, царь карликов, и его толстая жена Ати запечатлены среди других. И только Хатшепсут там не найти.
Юный Тутмос вошел в историю под именем фараона Тутмоса III. В результате семнадцати завоевательных походов египетское царство простерлось до Сирии, Вавилонии и Нубии. Картуши с именем фараона Хатшепсут и все ее изображения в храмах и на обелисках Тутмос приказал уничтожить. Хотя при жизни царицы ей были построены две усыпальницы, ни в одной из них она не погребена. На рубеже XX века французский археолог, раскапывая гробницы фараонов, обнаружил в одной из них дюжину мумий, и среди них мумию женщины. Длинные темные волосы доставали до талии. Гордый профиль имел сходство с теми
