палубу, покрывал мачты, ложился на паруса. Если бы не древесный уголь, летучий камень давно остыл бы, и корабль рухнул в бездну. Сердце Квинта болезненно сжалось.
Под ними с высокого утёса свисала, как гигантская сосулька, замёрзшая Река Края. «Палач Бурь» медленно проплыл мимо сияющего ледяного калейдоскопа, вскоре река осталась вдали.
Корабль закачался из стороны в сторону, Квинт ухватился за борт. Несмотря на чудесное изобретение Стоупа, летучий камень быстро остывал. На палубе образовались целые сугробы, крики экипажа тонули в диком завывании ветра.
Внезапно туман расступился, и в этот момент Квинт увидел то, что до него видел только старый библиотечный рыцарь.
Глава двадцать первая. Пожиратель облаков
Огромный глаз размером с самое широкое окно бараков Рыцарской Академии вращался в своей студенистой оболочке. Густые комки слизи перебегали из одного его конца в другой. Раздался треск ломающегося льда, и открылось второе огромное веко, за ним третье и четвёртое, пока целая дюжина выпуклых глаз не собралась вокруг первого, как блестящая виноградная гроздь. В центре каждого глаза зиял огромный тёмно-синий зрачок, то сокращающийся, то расширяющийся, жадно разглядывающий маленький небесный корабль.
— Рафф! Осторожно! — завопил Квинт. Он отпрянул от кормы и бросился к капитанскому мостику, где ошеломлённо застыл, позабыв про штурвал, молодой рулевой.
Оттолкнув друга в сторону, Квинт занял его место у штурвала и резко повернул вправо. Чудовищные глаза заморгали, «Палач Бурь» накренился, послышался треск досок и яростные хлопки парусов.
— Держитесь! — закричал Квинт друзьям, изо рта повалил пар. Небесный корабль встал на дыбы, ветер немилосердно рвал его на части. Квинт еле удерживал рвущийся из рук штурвал. Он знал, что если отпустить его, то «Палач Бурь» непременно перевернётся и станет игрушкой во власти беснующейся стихии…
Квинт потянулся к рычагам управления и один за другим повернул их вперёд, передвигая противовесы, оснащая паруса. Ветер стих, качка постепенно прекратилась.
Вскоре Квинт услышал весёлый треск древесного угля, согревающего летучий камень, и голоса своих Зимних Рыцарей.
— Фин, как ты?
— Вроде жив, Марис. А где Стоуп?
— Я здесь, Фин! Но вот Раффикс упал и стукнулся головой.
— Всё в порядке, старина, — проворчал Раффикс. — Спасибо Небесам и моим доспехам. — Он с трудом поднялся на ноги. — Прости великодушно, Квинт. Я прямо весь оцепенел, когда увидел это.
Квинт устало поглядел на Раффикса. От очков приятеля оторвалась дужка, на лбу красовалась шишка, но, похоже, всё обошлось.
— Ты не виноват, Рафф. — Квинт повернул штурвал, ветер наполнил паруса, и корабль медленно поплыл. — Только посмотрите!
Зимние Рыцари подошли к Квинту.
— О Небеса, что же это такое? — выдохнул Раффикс.
Прямо над ними в тяжёлых тучах парило чудовище. Это был огромный, рыхлый, подёрнутый инеем монстр весь в язвах и болячках. Голова чудовища была в два раза больше всего Санктафракса, а длинное толстое извилистое тело могло трижды опоясать Нижний Город. Жилистое туловище как будто было привязано к небесам.
Отсюда виднелась заледенелая Река Края и даже дымчатые контуры Каменных Садов и самого Санктафракса.
Чудовище вздохнуло — это был гулкий раскатистый звук, как будто выдутый из медной трубы. Огромные глаза вспыхнули голодным светом. Мимо небесного корабля проплыли тёплые ароматные серебристые облака, так непохожие на холодные тучи, нависшие над Краем.
Внезапно со страшным грохотом чудовище развернулось и подалось вперёд, разинув огромный рот. Что-то булькнуло, и монстр стал жадно заглатывать облака.
Чудовище ело жадно, комья снега, прилипшие к его бугристому телу, шевелились, когда оно глотало огромные облачные куски, как питон глотает свиномордов. Зимние Рыцари с ужасом наблюдали за трапезой. Постепенно вокруг чудовища образовалась тёмная пугающая пустота. Огромный рот со стуком захлопнулся.
Вдруг чудовище закатило глаза и содрогнулось. Откуда-то изнутри вырвался низкий, ворчащий звук, и монстр забился в конвульсиях.
По всему телу монстра, от уродливой головы до невидимого хвоста, шли страшные спазмы. Жилы вздулись и напряглись, длинные щупальца задрожали, но всё же непонятная сила держала чудовище привязанным к небу.
Ворчание становилось всё громче, всё жалобней, пока не перешло в протяжный стон. Марис поёжилась. Квинт затаил дыхание.
В следующий миг из глотки чудовища, как отрыжка, вырвались холодные тучи. Казалось, даже небо содрогнулось от их ледяных колец. Чудовище обиженно взвыло.
Зимние Рыцари молча смотрели, как тучи, извергнутые чудовищем, плыли к Краю, неся с собой ненавистный снег и колючий лёд. Контуры Санктафракса сгинули в холодной дымке. Впрочем, Зимним Рыцарям тоже пришлось не сладко. Ледяные волны нахлынули на корабль, несколько угольков погасло от морозного дыхания ветра, ещё чуть-чуть и корабль бы унесло в открытое небо, откуда ещё никто и никогда не вернулся.
— Значит… значит… весь Край замерзает из-за… из-за этого чудовища? — стуча зубами, выговорил Фин.
— Похоже на то, — хмуро согласился Раффикс. — Мерзкая тварь глотает тёплые облака и отрыгивает холодные тучи… Наверное, Гарлиниус Гернике нашёл, способ убить это отвратительное, гадкое, злобное чудовище с помощью грозофракса. — Раффикс поморщился.
— Нет, — вдруг сказала Марис. — Оно не злобное…
Квинт внимательно посмотрел на монстра.
Чудовище было покрыто толстой коркой потресканного льда. Из трещин вытекала вонючая жижа, которая тут же превращалась в лёд. Чудовище тяжело дышало, глаза выцвели и загноились. Челюсти вздрагивали, с уголков приоткрытого рта текла слюна.
— Оно не злобное, — повторил Квинт слова Марис. — Оно больное. — Юноша снова взглянул на чудовище. Оно показалось ему знакомым. Монстр напоминал глистера, созданного из воздуха учёными в недрах Древней Лаборатории.
— Это дитя Небес, — покачал он головой. — Когда твой отец открыл Древнюю Лабораторию и попытался создать новую жизнь, оно пришло из открытого неба и застряло здесь, посмотри.
Квинт указал на хвост чудовища. Зимние Рыцари подошли к корме. Чудовище извивалось, но хвост оставался неподвижным, как будто был связан путами.
— У него примёрз хвост, и каждый раз, глотая тёплые облака, монстр надеется согреться и освободиться, — догадался Стоуп.
