свете, как говорили, то в самом деле оставалось лишь приписать это преступление нечистой силе… Я упомянул о препарате Гонсалеса но, увы, доктор Гарвич попросил всех нас выйти из спальни. Однако тут же начались новые сюрпризы… Моим первым намерением было увидеть Фэй Сетон и поговорить с ней начистоту. В присутствии Куртиса я попросил доктора Гарвича направить ко мне мисс Сетон Это вызвало у Куртиса нервный припадок, который вас тогда удивил. Но он скоро понял, что медлить нельзя: она с минуты на минуту может сюда подняться. Он заявил, что идет отдыхать в свою комнату, и… бац! Я бы рассмеялся, если бы все не было так грустно и печально. Едва Стивен Куртис взялся за ручку двери своей комнаты, вы крикнули, чтобы он не входил и не мешал отдыхать профессору Риго — который тоже знает Гарри Брука в лицо. Вот так! Чтобы не мешал ему отдыхать!.. Теперь вы понимаете, почему Куртис бросился как угорелый вниз по лестнице?..
Я недолго предавался размышлениям, ибо вернулся доктор Гарвич с известием, которое меня очень встревожило. Фэй Сетон ушла из дому. Ее записка и прежде всего строчка «портфель может еще пригодиться, не правда ли?» открывали тайну, вернее, открывали портфель, в котором был плащ. Я знал, что она захочет сделать. Я был круглым идиотом, не разгадав ее намерений еще ночью. Когда я сказал Фэй Сетон, что, если Марион Хеммонд поправится, полиция не станет вмешиваться, она странно усмехнулась и повторила: «Не станет вмешиваться?» Она была больна, измотана, на грани нервного срыва. В своей городской комнатушке она хранила вещественное доказательство, которое все еще грозило Гарри Бруку смертным приговором. Она отправилась за этой уликой, чтобы швырнуть ее нам в лицо и потребовать его ареста. Ну а потом… Представьте себе следующее: так называемый Стивен Куртис был не на шутку встревожен. Но, пораскинув умом, он понял, что не все потеряно. Когда он проник в темную спальню, Марион его не видела и не слышала его голоса, только шепот. Ей и в голову не приходило, что злоумышленником был ее собственный жених. Никто не видел, как он вошел в дом через черный ход, поднялся наверх по задней лестнице и спустился тем же путем прежде, чем мы успели добежать до спальни. Теперь подумайте: Фэй Сетон с этим злосчастным портфелем одна возвращается через густой лес в этот укромный сельский уголок… Вот почему, мой дорогой Хеммонд, я поспешил отправить вас вслед за ней и попросил не спускать с нее глаз. Но все сложилось не слишком удачно.
— Да, да, да! — Отдуваясь и барабаня пальцами по столу, профессор Риго обратил на себя внимание присутствующих и вмешался в рассказ: — Наш неуемный следопыт тут же ринулся в мою комнату, хотя я еще спал; поднял меня с постели, подтащил к окну и сказал: «Глядите!» Я выглянул в окно и увидел двух мужчин, выходящих из дома. «Вон мистер Хеммонд, — сказал доктор Фелл, — а теперь быстрей, быстрей говорите, кто второй?» «Господи Боже, — проговорил я, — или у меня галлюцинации, или это Гарри Брук». И доктор Фелл бросился к телефону.
— Вы разве не помните, — буркнул доктор Фелл, — что Хеммонд прочитал записку Фэй вслух, да еще с такой интонацией, что этот Куртис совсем обезумел от страха… И, — добавил доктор Фелл, — отправился вместе с вами в автомобиле на станцию. Не так ли?
— Да! Но он не садился в поезд.
— Ошибаетесь, — покачал головой доктор Фелл. — Он, видимо, тоже вскочил на подножку. Вы на него не смотрели, видеть его не могли, ибо думали об этой женщине. Когда вы искали ее по вагонам, то, понятное дело, не обращали внимания на мужчин, читающих газеты… Ему тоже не удалось обнаружить Фэй Сетон — ее спас обостренный инстинкт самосохранения. Секрета тут нет никакого: она отбросила щепетильность и поступила так, как сейчас часто поступают хорошенькие женщины, — устроилась в купе проводника. Фэй отправилась в Лондон в полном отчаянии, охваченная лишь одним желанием: положить всему конец. Она расскажет всю правду! Но позже, когда инспектор Хэдли оказался у нее в комнате и попытался вызвать ее на откровенный разговор…
— Что же тогда? — не удержалась Барбара.
— Она поняла, что не сможет этого сделать.
— Вы думаете, она все еще влюблена в Гарри Брука?
— О нет! — сказал доктор Фелл. — Все прошло и травой поросло. Это было вызвано прежде всего стремлением начать новую, достойную жизнь. Нет. Теперь она чувствовала, что не в силах противиться судьбе, злому року, который ее всюду преследует. Вы сами видите — Гарри Брук, принявший обличье Стивена Куртиса…
Профессор Риго развел руками.
— Да, еще одна загадка. Как произошло это превращение? Когда и как Гарри Брук стал Стивеном Куртисом?
— Сэр, — сказал доктор Фелл, — я устал копаться в архивах собственной памяти с многими сотнями личных дел. Главное, что вы сами узнали в этом человеке Гарри Брука, а остальное поручим инспектору Хэдли. Я думаю, — он взглянул на Майлза, — вы не так давно познакомились с Куртисом?
— Года два назад, не более.
— По словам вашей сестры, он демобилизовался почти в начале войны?
— Да, после Дюнкерка, в сороковом.
— По моим предположениям, — продолжал доктор Фелл, — Гарри Брук не мог жить во Франции под дамокловым мечом разоблачения. Не выдерживали нервы. Мысль о том, что Фэй владеет неопровержимым доказательством… Картины неминуемой казни не могли не мучить его. И он решается на то, на что решались до него многие: исчезнуть и начать другую жизнь. Франция была оккупирована немцами, как ему думалось, навсегда; во всяком случае, деньги и имущество отца он потерял. Я считаю, что существовал настоящий Стивен Куртис, который погиб при эвакуации англо-французских войск из Дюнкерка. Вероятнее всего, Гарри Брук служил тогда во французских частях в качестве переводчика. В хаосе и неразберихе того времени он вполне мог присвоить одежду, документы и имя Стивена Куртиса. В Англии он сумел узаконить это имя. Прошло шесть лет или даже больше с того времени, когда взбалмошный парень мечтал стать художником. Теперь он занимает солидное положение. Он благополучно помолвлен с девушкой, богатой наследницей, которая держит его в руках, а он в глубине души этим очень доволен…
— Забавно, — пробурчал Майлз, — Марион говорит то же самое.
— Таково было положение вещей, когда явилась Фэй, чтобы положить конец его благополучию. Бедняга сначала не хотел ее убивать, вы это сами знаете. — Доктор Фелл часто-часто заморгал глазами, глядя на Майлза. — Вспомните, о чем он спросил вас на вокзале Ватерлоо за чаем после того, как услышал о Фэй Сетон.
— Минуту, — сказал Майлз. — Да, он спросил, сколько ей потребуется времени, чтобы привести библиотеку в порядок. Значит, вы говорите…
— Если бы речь шла примерно о неделе, как ему думалось, он нашел бы способ избежать с ней встречи. Но вы сказали, что потребуются месяцы. Этим все определилось. — Доктор Фелл щелкнул пальцами. — Появление Фэй разрушало его налаженную жизнь, даже если бы она не стала его обвинять в убийстве отца. И вот, вспомнив об эпизоде из жизни Калиостро…
— Я хотел бы кое-что добавить по этому поводу, — с раздражением прервал Фелла профессор Риго. — Я действительно как-то сказал, что человек со слабым сердцем может умереть от испуга. Но мне и в голову не приходило, что можно вложить в руку жертвы револьвер, чтобы заставить других подумать, будто стреляла сама жертва. Это — гениально подготовленное преступление!
— Совершенно с вами согласен, — сказал доктор Фелл, — и, надеюсь, в дальнейшем никто до такого не додумается. Вы всего лишь возродили такой способ убийства, когда жертва умирает от ужаса на глазах убийцы, следы которого тают в воздухе.
Профессор Риго никак не мог успокоиться.
— Я ничего не возрождал, мне ненавистны преступления!.. Я ни в коей мере не считаю себя причастным к хитроумному трюку этого бандита. — Он вынул из кармана платок, отер лоб, помолчал и добавил: — А был ли у Гарри Брука другой, столь же блистательный план, когда он ринулся вдогонку за Фэй Сетон в Лондон?
— Нет, — сказал доктор Фелл. — Он хотел ее убить без всяких затей и уничтожить улики. Мне страшно подумать, что он мог оказаться на Болсовер-стрит раньше Хеммонда и мисс Морелл. К счастью, это было невозможно, ибо он был вынужден следовать за ними: он не знал адреса Фэй и в поезде ее тоже не нашел. Но тут появляется Хэдли. Куртис из коридора слышит все, о чем говорится в комнате, и теряет голову. Теперь его единственное желание — во что бы то ни стало успеть вырвать из их рук плащ с
