камни и никогда не забывал чистить зубы после еды. Он был стоматологическим гигиенистом. И вот, три года назад он впервые в жизни жутко испугался. Врачиха долго глядела ему в рот и что-то бормотала, потом стянула с лица маску и уставилась ему прямо в глаза. Дэниел улыбнулся, ожидая комплимента в адрес своих зубов.
– С такими, как вы, тяжелее всего.
– Простите?
– У людей с хорошими зубами зубы выпадают раньше, чему других. Они самоуверенно считают, что волноваться не о чем, а зубов уже раз – и нет. Частенько с таким сталкивалась.
Дэниел, защищаясь, непроизвольно прикрыл рот рукой.
– А м-м-можно это как-то предотвратить?
– Не знаю, не знаю. От вас очень многое потребуется.
– Что именно?
– Выдержка.
– Э-э-э…
– Раз в день – нет, дважды в день вам придется проявлять выдержку. Готовы вы к этому?
– А что, так плохо дело?
– Да, так плохо.
– Ладно, говорите.
Она медленно поднесла к его носу коробку с зубными нитями.
– Вот, прошу любить и жаловать.
Дэниел отпрянул.
– О нет!
– О да. Хотите сохранить зубы – надо платить.
Натягивая в руках нить, как удавку, она приблизилась к Дэниелу. Лицо у него исказилось ужасом.
– Сейчас я вам покажу, как это делается.
Натерпевшись боли и залившись кровью, как недорезанная свинья, через пять минут Дэниел выбрался из кресла полностью обученным. Он притащил домой коробку дареных зубных нитей и копался в ней каждый день, приговаривая: «Девочки не клюют на беззубых мальчиков».
Сегодня утром, сжав свою ляжку, Дэниел с отвращением отметил, что ноги у него уже не такие крепкие, как во времена, когда он играл в футбол в колледже. Он продержался в одной и той же лиге и играл с упоением и успехом с тех пор, как закончил учебу, но два года назад пришлось уйти. Его тактично – разве это можно сделать тактично? – попросили уступить место молодому игроку. Это был самый грустный день в его жизни. Беседуя по телефону с капитаном команды, он притворно похохатывал, а потом положил трубку и вышел из дома. Джасмин окликнула его, но он, не останавливаясь, устремился к машине. По бульвару Мак- Артура он направился в Грейт-Фолс, собираясь либо прогуляться по любимым тропинкам, либо засесть в баре. Сначала выбрал прогулку, но потом увидел, что к пяти часам домой все равно не успевает, и свернул на стоянку у Хехт. Там, в кафе «Гулиган», он взял себе огромный бокал коктейля «Маргарита». После третьего бокала на глаза навернулись слезы. Он ретировался на стоянку и, шмыгая носом, как мальчишка, залез в машину.
Ввалившись в дом, он не услышал от Джасмин ни слова упрека. Она была само сочувствие – изобразила радостное удивление и весь остаток вечера вела себя как вышколенная гейша. Она лишь накормила его, считая, что это – единственное, что сможет ему помочь. Джасмин помчалась в безумно дорогой магазин деликатесов на Саттон Плейс,[7] вернулась с двумя полными сумками продуктов и принялась за готовку. Пока он смотрел по телевизору старый фильм Трюффо и пил ледяное «Роз д'Анжу», она подносила ему сырные тартинки и тосты с оливками. Не успел он смахнуть крошки со рта, как она появилась вновь – на сей раз с вареным лососем и рисовым салатом, а на десерт подала два шарика ванильного мороженого, обильно политого «Амаретто». Дэниел забрасывал пищу в рот, не отрываясь от экрана телевизора. Покончив с ужином, он почувствовал себя вконец отяжелевшим и совершенно пьяным. Но грусть не ушла, хуже того – усилилась.
Джасмин стояла возле его кресла, уперев руки в боки.
– О чем ты думаешь? – спросила она.
– О том, какую абсурдную жизнь я веду.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Все происходит так быстро, правда? Думаешь, что все еще только начинается, а оно уже кончилось.
– Люди теперь живут гораздо дольше…
– И свиньи тоже, но их забивают на мясо все в том же возрасте.
– Мне ты не кажешься старым.
– Потому что мы одного возраста.
– В каком смысле?
– В том, что нам с тобой по сорок лет.
– Еще нет.
– Будет. В этом году. Старые мы. И выглядим уже не так, как десять лет назад. И ведем себя иначе. Ты, конечно, можешь сказать, что мы ведем себя сообразно возрасту. Мне просто странно, вот и все.
– А что, я старо выгляжу?
– Ты выглядишь на свой возраст.
Глаза Джасмин похолодели. Она собрала тарелки и ушла на кухню. Слушая, как она гремит посудой, Дэниел улыбнулся впервые с момента телефонного разговора. Ему не грозит пройти остаток пути в одиночестве. Он прихватит ее с собой.
Глава 2
Шестнадцатилетняя Карим натянула джинсы и одобрительно кивнула. Даже толстая материя не могла скрыть выпирающих костей. Грудная клетка, как она отметила не без удовольствия, просто фреска из ребер. Насупившись, Карим уставилась на себя в зеркало. Руки ее сжались в кулаки. Она была кулинарной террористкой и вела партизанскую войну против еды.
– Карим, иди ужинать!
Карим закатила глаза. Она ринулась к столу и схватила записную книжку. Нужно составить план сражения. Как провести первую атаку, ей было ясно. К полю боя, то есть к обеденному столу, она приблизится незаметно. А потом быстрым и точным ударом уничтожит врага, то есть мать, отказавшись принимать пищу.
– Карим!
Если еды будет слишком много – Карим улыбнулась, потому что прекрасно знала тактику врага, – ока размажет ее по тарелке.
– Карим! Немедленно за стол!
Карим поднялась, расправила плечи. На ней был серый топ с капюшоном и джинсы из магазина «Гэп» с застежкой на пуговицах. Джинсы она собственноручно разрисовала белыми облаками и серебряными звездами. Прямые светлые волосы едва прикрывали кончики ушей, свободно спадая по обеим сторонам лица. У Карим были светло-коричневые брови, серо-зеленые глаза и лебединая шея, по обыкновению перетянутая тонким кожаным шнурком. Вся она была – локти, ключицы и невероятно длинные ноги. Истинный представитель начального уровня развития рода человеческого.
Глядясь в зеркало, Карим повосторгалась своими ключицами, которые выпирали, точно печные трубы, и натянула еще одну толстовку, чтобы их замаскировать. Партизан обязан носить камуфляж. Она открыла дверь. Густой мясной запах ударил ей в нос. Она отступила на шаг, приложив руку к забулькавшему животу.
– Карим!
– Да иду, иду!
Дойдя до кухни, Карим остановилась в дверях. В это время мать привычным движением бедра с грохотом задвинула ящик. Карим вздрогнула.
– А, ты уже здесь, – сказала мать. – Будь добра, приготовь бешамель, ладно?
– А я думала, ужин уже готов.
