свободное волеизъявление местного населения. Поручалось также объяснить сложные взаимоотношения, возникшие в этой связи у Венесуэлы с испанской Центральной хунтой и Регентством, выступавшими от имени Фердинанда VII. Кроме общеполитической задачи ставились конкретные цели: осуществить закупку оружия на благоприятных условиях, просить англичан обеспечить их флотом для защиты венесуэльской торговли и добиваться указаний Лондона о том, чтобы администрация английских колоний в Вест-Индии оказывала поддержку венесуэльскому правительству. В случае если этого потребуют обстоятельства, предписывалось искать посредничества Англии для примирения с Испанией. Поскольку огромное расстояние не позволяло поддерживать регулярные связи между Каракасом и Лондоном, руководителю миссии предоставлялось право самостоятельно принимать решения, «руководствуясь личным самосознанием и патриотическими чувствами».[40]
Внимательно изучив полученные документы, Боливар, обладавший острым аналитическим умом, не мог не обратить внимания на фундаментальное противоречие в установках Каракаса. Официально провозглашая себя «защитницей прав Фердинанда VII», венесуэльская Верховная хунта фактически хотела получить от Англии такую помощь и поддержку, которая не позволила бы испанской короне осуществлять эти права. Это противоречие проявлялось и в конкретных указаниях. Нетрудно было предвидеть, что Боливара и его коллег ждет в Лондоне встреча с Мирандой. В инструкциях Россио напоминалось, что Миранда в 1806 году пытался поднять восстание в Венесуэле против королевских властей и за его голову было назначено вознаграждение в 30 тыс. песо (для сравнения можно упомянуть, что Андресу Бельо как секретарю миссии полагалось жалованье 100 песо в месяц). Поэтому предписывалось рассматривать Миранду как мятежника против Фердинанда VII. Вслед за этим, однако, говорилось нечто противоположное: если Миранда по воле случая вступит в контакт с членами миссии и будет в состоянии помочь им, то не следует отказываться от его содействия. Не слишком ли тонкая дипломатия? — думал Боливар. Наивно полагать, что англичане, опытнейшие политики и дипломаты, не заметят этих противоречий и не используют их в своих интересах. Да, было бы много лучше 19 апреля провозгласить полную независимость Венесуэлы от метрополии.
Посланцы Венесуэлы вступили на английскую землю в Портсмуте 10 июля 1810 г. и, получив запрошенные паспорта, без промедления направились в Лондон. Их приезд в английскую столицу не был неожиданным, более того, их там ждали. В Англии с большим вниманием следили за событиями в испанской Америке. В памяти английских правителей еще были свежи приятные воспоминания о войне за «испанское наследство» в начале XVIII века. Австрия, Савойя и Англия поделили между собой европейские владения Испании. Англичанам тогда достались Гибралтар и остров Минорка, а также «асиенто» — исключительное право ввоза негров-рабов в американские колонии Испании. Какие сказочные состояния были нажиты на работорговле! Не пришло ли время второго дележа «испанского наследства»? Первая попытка уже была предпринята англичанами. В 1806–1807 годах военной экспедиции под командованием капитана Попэма удалось на время захватить Буэнос-Айрес и Монтевидео. Однако закрепиться на Ла-Плате англичане не смогли. Они были изгнаны взявшимся за оружие местным населением. Поражение умерило завоевательский пыл английских тори. Кроме того, европейские дела не позволяли отвлекать силы на колониальные авантюры. Тем не менее следовало, по мнению тори, не упускать из виду испано-португальскую Америку и использовать благоприятные возможности для расширения английской торговли, а если удастся, то и присоединить новые территории к своим колониальным владениям.
За три недели до появления венесуэльской миссии в Лондоне лорд Ливерпуль, возглавлявший министерство по военным и колониальным делам, получил от губернатора английской колонии Кюрасао подробный доклад о событиях 19 апреля в Каракасе и политике Верховной правительственной хунты. Вслед за этим поступили донесения от губернаторов других английских владений в Карибах. Поэтому сент- джеймсский кабинет, как в то время часто именовали английское правительство, был в курсе дела.
Министр иностранных дел Англии маркиз Уэлсли известил венесуэльскую миссию о начале переговоров 18 июля 1810 г., что было на руку Боливару и его коллегам — можно на месте подготовиться к переговорам, разобраться в хитросплетениях взаимоотношений европейских государств и основных правилах дипломатической игры, понять внешнеполитическую стратегию Англии. Для членов миссии это было чрезвычайно важно, так как Боливар, Лопес-Мендес и Бельо были новичками на дипломатическом поприще и им остро не хватало глубокого знания «кухни» мировой политики.
Помимо этого, Венесуэла, как и другие испанские колонии, была отрезана от торгово-экономического, политического и культурного взаимодействия с Европой. Уровень интеллектуальной жизни даже в столичных городах периферии испанской колониальной империи был на несколько порядков ниже европейских стандартов. До начала борьбы за независимость время в Каракасе текло медленно, известия о событиях в мире поступали с огромным опозданием и были неполными, университетское образование делало лишь первые шаги. Единственное периодическое издание — «Гасета де Каракас» появилась только в 1908 году. Это был орган колониальной администрации, где главным образом печатались различного рода постановления и распоряжения да официальные сообщения о жизни королевской четы метрополии. Дополнительными источниками информации служили контрабандно ввозимые от случая к случаю газеты из английских и французских колоний и письма соотечественников, путешествовавших по миру.
Лондон же являлся важнейшим центром мировой политики, идеальным местом для тех, кто хотел постичь закономерности и тайные пружины сложной системы международных отношений в Европе. Для Боливара, Лопес-Мендеса и Бельо дело облегчалось помощью со стороны Миранды, с радостью взявшего на себя роль советника и опекуна соотечественников.
По соседству с шумной и сверкающей Пиккадилли проходит скромная Графтон-стрит, где под номером 27 значится трехэтажный дом традиционной английской архитектуры. Известный венесуэльский историк X. Сальседо-Бастардо назвал его «кузницей латиноамериканизма».[41] Правительство Венесуэлы недавно выкупило этот дом в центре Лондона и разместило здесь свой культурно-информационный центр, для того чтобы сохранить для потомков исторический памятник, связанный с именами Франсиско Миранды и Симона Боливара. В этих стенах Миранда провел последние шесть лет своего длительного пребывания в Англии, и здесь произошла первая встреча двух национальных героев Венесуэлы. «Мой дом в этом городе, — говорил Миранда, — был и всегда будет опорным пунктом независимости и свободы континента Колумба»[42] И это была истинная правда — дом Миранды, как магнит, притягивал борцов против испанского деспотизма.
Андрес Бельо в своих мемуарах рассказывает о том, что члены венесуэльской миссии после приезда в Лондон немедленно установили самое тесное сотрудничество с Мирандой, продолжавшееся на протяжении более двух месяцев их пребывания в английской столице. Немало страниц в мемуарах посвящено дружеским беседам и горячим обсуждениям их дел в гостеприимном доме Миранды. Бельо назвал эти дискуссии «симпозиумами на Графтон-стрит».[43] Они не напоминали приятное времяпрепровождение за чашкой кофе или бокалом вина, а представляли собой напряженную совместную работу по подготовке к переговорам с английским министром иностранных дел. На протяжении всей своей жизни, день за днем, Миранда вел дневники, которые являются бесценным историческим источником. В них имеется такая запись: «От имени выдающихся деятелей моей родины ко мне обратились с просьбой содействовать переговорам с Англией и рассматривать их как мое собственное дело».[44] И Миранда с радостью делился с молодым Боливаром и его коллегами своими знаниями и богатейшим опытом общения с сильными мира Европы и Америки.
Немного найдется исторических фигур начала XIX века, которые могли бы соперничать в этом отношении с Мирандой. За 27 лет скитаний по миру «полномочный посол народов и городов испанской Америки», как сам себя именовал Миранда, лично встречался или имел контакты с ближайшим окружением Дюмурье, Лафайета и Наполеона во Франции, Шеридана и Уильяма Питта-младшего — в Англии, Томаса Пейна, Адамса, Гамильтона и Вашингтона — в США, Екатерины II, Потемкина и Воронцова — в России. Ему было о чем рассказать. Молодой Боливар с восхищением и глубоким уважением относился к Миранде, который по возрасту годился ему в отцы, быстро постигал с его помощью расстановку политических сил в Англии и континентальной Европе. По заключению Сальседо-Бастардо, Боливар за время пребывания в Лондоне «успешно прошел курс академии на Графтон-стрит».[45] Какой же представлялась его пытливому взору европейская система международных отношений с ее сложной структурой разнообразных связей?
