котором он мог попасть в любую часть построек, так как часто они работали на разных территориях. Моей же машиной был мини-Купер — белый, с черной брезентовой крышей, которая опускалась. Со временем некто уговорил меня, его перекрасить.
Перед домом была лишь аккуратная подъездная дорожка, засыпанная гравием, фонари, работающие от электрического света по краям дорожки, и несколько деревьев. Зато за домом, было все, что можно лишь пожелать. Место для загорания, но не бассейн, так как море было всего в каких-то 300 метрах от нашего райончика. Барбекю, с лавочками, беседка увитая цветами, и спортивная площадка, так как отец больше всего любил спорт. Там были ворота для занятий Майкла, который занимался футболом, и Етни, которая играла в лакросс. С боку гаража, папа сделал для меня стенку, по которой я тренировалась скалолазанию, этот вид спорта мне приглянулся больше остальных. И хотя я считала, что не очень преуспела в этом, играла я почти во все, что только можно было назвать спортом, иначе я не смогла бы носить гордо фамилию Хаттон — отец точно бы лишил меня наследства, машины, да и свободы во всем. В таком маленьком городе как наш, бояться было нечего, так что гулять я могла хоть до утра, главное чтобы могла встать в школу.
Одевалась я в разную одежду, большей частью, купленную моей мамой, потому в гардеробе у меня можно было найти много платьев и юбок, и намного меньше джинсов или шортов. Зато в шкафу имелась особенная часть, где лежала моя одежда для походов — участие в походах, было отличительной чертой нашей школьной программы. Мне они нравились. Где я только не побывала за все годы учебы в школе.
Днем я преимущественно ходила в школьной одежде — черно-белой форме, к которой кроме юбки прилагались черные брюки, наверное, она напоминала немного морскую, но это, потому что в городке был маленький порт. Точнее сказать пристань. Чем все и гордились.
Я не была уродиной, но в школе всегда был кто-то красивей меня, та же Рашель. У меня были хорошие вещи, но кто-то обязательно одевался лучше. Мои карманные деньги, даже язык не поворачивается назвать мизерными, но кому-то выдавали больше.
И все же думаю, мне могли позавидовать. Кристально-чистые серые глаза, без вкраплений обрамляли темные ресницы, и тонкие брови, это досталось мне от маминой бабушки, кажется ирландки по происхождению, от отца белая кожа, такая чистая, что я никогда не переживала по поводу прыщей, их попросту не было. Черные волосы, подстриженные ровной копной, объемные, словно овечья шапка, которую натянули до плечь, оставались заветной мечтой Етни, которой достались рыжие волосы отца. Ровная гладка челка почти доставала до глаз. Это потом я поняла, что их можно завивать, или поднимать челку, открывая лоб, и все лицо таким образом. Я была невысокой, впрочем, как и теперь, всего 160, с простой фигуркой, но крепкими руками и ногами, и подтянутым животом, потому что летом, всегда плавала, а горы и скалы, не могли оставить на моем теле какой-нибудь жир. Любая еда усваивалась хорошо — еще одна зависть Етни. Она не была полной, но играя в лакросс, она становилась немного плотной из-за мускулов. Зато, думаю, после рожденья детей, они ей еще пригодятся. К тому же к 14 годам, мы были одного роста, и она все еще продолжала расти. Теперь уже видно, что это у нее от отца — достигнув теперь 167, она была еще той красавицей, с длиннющими ногами.
Майкл же был таким, как и я — сероглазым, с черными волосам, которые у него почему-то вились в густую шапку волос, и падали на лоб. Наверное, потому он уже в 10 лет пользовался бешеной популярностью у девочек. До сих пор помню, как на выходных становилась зачастую его секретарем, отвечая на звонки, его многочисленных подруг. Как же это меня раздражало!
Мы были счастливой семьей, со своими радостями и проблемами, немного богаче остальных, хотя в городке, не было понятия бедность. Церковь, и компания отца, в которой работало практически все мужское население, делали для этого многое.
Лето изменило все. Теперь я не могу сказать, что это было плохо. Просто однажды отцу позвонили, и не слова не говоря нам, и даже маме, он собрался за считанные минуты, заказал билет в Австралию, и уже через час улетел. Мама сразу же поняла, что случилось, просто они не стали посвящать в это нас. Их друзья, чета Етвудов разбилась на машине, когда однажды вечером ехали на игру сына. Их дочь Майя, сидящая на заднем сиденье, уцелела, непонятно как. Хотя сказать, что она вовсе не пострадала, было невозможно. Переломанная нога, ребра, множественные раны, по всему телу, осколки лобового стекла, и тому подобное. Просто Етвудов убила не сама авария, а пьяный водитель, не пристегнутый ремнем безопасности, который врезался в них, вылетел через свое стекло и Етвудов, пробив их, и забил Етвудов. Когда мой папа летел в Австралию, они, кажется, были еще живы, но как говорят врачи, раны были не совместимы с жизнью.
Отец так и не возвращался домой на протяжении 10 дней, и все что мы знали о его пребывании там, так это то, что он помогает их детям. Это было скупое объяснение мамы, но я ее слишком хорошо знала, и понимала, что за этим стоит что-то иное.
Еще до возвращения отца, мама неожиданно начала готовить на нашем этаже две комнаты. Одну в моей части этажа. Другую, совместную с комнатой Етни. Я подумала, что, наверное, дети Етвудов ненадолго приедут пожить к нам. Но все разъяснилось, когда отец вернулся. Он был явно убит происшедшим. Етвуды были для него друзьями, и он не скрывал того, как расстроен. Ели мы в тот вечер в гробовом молчании, не смотря на радость возвращения отца.
Нам всегда было весело за ужином, но не в этот день. А после отец позвал всех нас в кабинет, и мы приготовились к тому, что он скажет. Когда мы шли туда, я неожиданно поняла, что по какой-то причине, даже не забывая про горе, глаза моих родителей сияют. Я помню это до сих пор. Только со временем я поняла, что исполнилась их заветная мечта иметь еще детей, чего у них уже не выходило давно, потому что вынашивать Майкла было очень тяжело для мамы.
Мы расселись на диване, втроем — я, брат и сестра. Етни, испугавшись, схватила меня за руку, хотя бояться не было чего. Майкл, подогнув колени, уткнулся в них лицом. Ему вообще было грустно, когда он узнавал о смерти, а теперь, когда погибли те, кого любил отец, это было трагедией и для него. Я догадывалась, что так он прячет слезы, потому что не может видеть отца таким грустным. Милый мой Майкл!
Мама, как всегда с прямой спиной и собранными в гладкую прическу волосами, наверняка уже знала, что он должен сказать. Отец посмотрел на нас, и сказал:
— Как вы знаете, Етвудов больше нет… в живых, — я представляла себе, скольких сил ему стоило не просто сказать это, а поверить в то, что эти слова правда. — И у них осталось двое детей. Насколько знаю, из близких у них осталась лишь старая прабабушка, которая живет где-то Ирландии, и у нее просто нет возможности растить их. Майе столько же лет, как и тебе Етни, Ирвингу 18. Я понимаю, что вам это может не понравиться, но мы с мамой приняли решение забрать их к себе. Ирвинг как совершеннолетний, мог бы присматривать за сестрой, но думаю, мы справимся с этим лучше. Что вы скажете по этому поводу?
Что мы могли сказать? Ничего. Для нас Етвуды, были, чуть ли не мифическими людьми, которых мы вживую никогда не видели, а лишь на фотографиях. Но я-то, как самая старшая понимала, что родители все уже решили для себя.
— Мы не против! — тут же воскликнул Майкл. Для него это не могло быть проблемой. Для Етни, которая большую часть времени проводила за лакроссом тоже, как кроме того, что у нее помимо меня может появиться еще одна сестра. Одна я немного занервничала. Взрослый парень в доме — это показалось мне чем-то странным. А что скажут по этому поводу в школе? Я не могла назвать себя трусихой, но все же, мнение других было для меня важным. Все же я не Етни, которая вполне все лето могла прощеголять в верхе от купальника и коротеньких обрезанных джинсах. Мне стало немного страшно. Наверное, это уже тогда было предчувствие того, что моя жизнь вот-вот измениться.
— Мы за, — слабо отозвалась я. И тут глаза моих родителей, заблестели уже от слез. Мечта отца хотя бы о волейбольной команде сбылась.
Глава 2
Начало
