— Да, господин!
— Только рабыней.
— Если бы мне было позволено иметь свои желания, я не захотела бы ничего иного, господин.
Она дрожала на снегу.
— Простите меня, господин, — испуганно произнесла она.
— Ты Гортанс, — произнес Китерикс, давая ей имя.
— Я — Гортанс, — повторила она. Это имя должно было служить напоминанием, что рабыня некогда звалась Гортанс, хотя теперь это имя принадлежало рабыне и являлось всего-навсего кличкой — такой же, как у свиньи или собаки, которую пожелал назвать так хозяин.
— Много раз мне снилось, что мне принадлежит гордая, надменная Гортанс, — произнес он.
— Теперь она ваша, — ответила рабыня. Склонившись над ней, Китерикс завернул ее в свой плащ и поднял на руки.
— Я отнесу тебя в зал, — сказал он, — и согрею у очага, а потом ты будешь прислуживать мне у моего места за столом.
— Да, господин! — ответила она. Она плакала от радости, целуя его.
— Как долго я ждал, пока ты будешь принадлежать мне! — произнес он.
— Как долго я ждала, пока буду принадлежать вам! — воскликнула она.
Китерикс еще сильнее прижал к себе рабыню.
— Как я должен относиться к тебе? — спросил он.
— Помните, что за меня вы заплатили всего одну свинью, господин, — сказала она.
— Хорошо, — кивнул Китерикс. Он повернулся и понес ее в зал.
— Теперь Китерикс готов умереть за тебя, — заметил Ульрих.
Великан огляделся.
— Я бы не отказался от женщины, — сказал он. — Где же рабыни отунгов?
Мужчины смущенно переглядывались.
— Единственная рабыня среди отунгов, — произнес один из них, — это рабыня Китерикса.
— Герулы не позволяют нам иметь рабынь, — добавил другой.
— Это их решение, — продолжил третий, — им нравится насмехаться над нами и унижать нас, считать нас слабыми, отказывать нам в праве повелевать и обладать, в праве проявлять мужество.
— Теперь все будет по-другому, — сказал Отто. — Мужчинам нужны рабыни.
— Рабыням тоже нужны хозяева, господин, — почти неслышно проговорила какая-то женщина.
— В Империи есть множество женщин, — продолжал Отто, — которым нужны сильные господа.
— И не только в Империи, — отозвалась женщина.
— Не смей возбуждаться по примеру ничтожной рабыни, — сердито предупредил ее мужчина.
— Нет, нет, — поспешно ответила женщина.
— Они другие, — объяснил мужчина, — не такие, как вы!
— Конечно! — воскликнула женщина.
— Вы совсем другие.
— Да, да, — торопливо согласилась она.
— Вы горды, благородны и свободны.
— Да, — кивала женщина. — Да.
Великан повернулся к ней, мгновенно охватив взглядом, характерным для мужчины, который умеет обращаться с женщинами. Он решил, что в цепях она будет выглядеть недурно. Она будет усердно целовать и лизать его ноги, стоит один раз поучить ее плетью.
— Думаю, среди вас вскоре будут женщины, — заметил великан. В то время он был уверен, что рабыни с корабля ждут его в Вениции — несколько дней назад они и вправду были еще там.
— Королю нужна королева, — сказал Гартнар и вытолкнул вперед девушку. — Моя дочь, Гертруда, хорошенькая девчонка.
Великан взял девушку за подбородок и взглянул в ее глаза, которые она внезапно отвела. Никогда еще на нее так не смотрели. Но ведь она не была рабыней, ее не выставили на продажу! И уж во всяком случае, она не была на торгах!
— У меня есть племянница, — встрял Гелерих, — из рода Пертинакса, клан Орти.
Вперед вытолкнули еще одну женщину.
— Не надо Орти! — воскликнул Астаракс. — Возьми женщину из клана Ени, ее зовут Уна — из дома Фендаша, или другую, по имени Туза, или Гретхен, из дома Герцауфена. Уна, Туза, Гретхен, выходите вперед!
— Дочери Гундара, Еса и Естрид, настоящие красавицы, — вмешался мужчина из клана Они.
— Где только он их прячет? — рассмеялись мужчины.
— Он не хочет, чтобы герулы узнали о них и обратили в рабство!
— Наверное, они все равно станут рабынями, — решил кто-то.
Великан полагал, что многие женщины должны быть рабынями, в том числе и женщины отунгов, которые ничем не отличались от других. Они могли бы быть достойными рабынями для продажи на далеких, богатых, чуждых планетах, быть закованными в цепи и служить строгим хозяевам.
Но отунги тоже должны иметь женщин, думал он.
— В клане Элби есть тоже немало хорошеньких женщин, — сказал Ульрих.
Женщины сгрудились. Некоторых выталкивали вперед, других выводили или вызывали, остальные же выходили сами, даже торопясь и спотыкаясь.
«Это зрелище напоминает показ на торгах, — думал великан, — в тех редких случаях, когда сильный человек, желанный хозяин или богатый покупатель хочет осмотреть сразу всех рабынь». Разумеется, женщины отунгов в отличие от рабынь не были облачены в шелковые короткие одежды или обнажены, не носили ошейников и не стояли на коленях.
Внезапно в голову великану пришла мысль о Филене. Он помнил ее с той ночи, когда привязал к своей постели. Он слышал, когда она, считая его спящим, беспокойно и осторожно двигалась, еле слышно стонала.
В Филене он заметил что-то странное, хотя и не был уверен в этом. Он полагал, что она еще просто не почувствовала свое рабство и не смирилась с ним. Вскоре это можно будет легко проверить. Она находится на Тангаре, в Вениции. Великан оглядел свободных женщин. Одна улыбалась, другая повернулась, показывая свою фигуру.
«Они свободны и опасны, — думал великан. — Все они осознают власть своей свободы, власть обычаев, жестоких законов, защищающих их слабость, позволяющих им замышлять сотни уловок против мужчин, унижать и высмеивать, отвергать их, с помощью своих тел покупать то, что им понадобится, возбуждать мужчин, предлагать свою красоту в качестве взятки — и все это абсолютно безнаказанно. Как отличались от них рабыни, которые принадлежали и должны были угождать!»
«Женщины — враги, — думал великан. — Почему мужчины, которые гораздо сильнее, не могут просто покорять их а затем предоставлять им возможность враждовать между собой, принадлежать и повиноваться? Так приятно укрощать женщин, делать их послушными, самоотверженными, страстными рабынями, приводить их в сексуальное возбуждение в тысячу раз сильнее того, какое способны испытать свободные женщины, приковывать их у изножья постелей, к полу, связывать им руки и ноги, заставляя умолять о прикосновении! Да, — думал великан, — женщинам положено быть рабынями: они созданы для ошейников и цепей. Странно, но и сами женщины мечтают иметь хозяина. Они жаждут цепей, как будто знают, что должны быть закованы в них, чувствуют, что это будет справедливо. Место женщин — у ног их хозяев, и в глубине души они знают это, хотя отрицают, боятся сказать об этом и сопротивляются.
Они презирают мужчин, не сумевших поставить их на колени. Они отвечают со всей полнотой своей чувственности только тем мужчинам, перед которыми должны пресмыкаться.
Как великолепно тело Филены, — вспоминал великан. — И она осталась где-то в Вениции! Я должен отправиться туда вместе с мужчинами, должен появиться в Вениции».
На следующий день после своего избрания и мучительной и беспокойной ночи великан узнал, что торговая экспедиция с вездеходами, товарами, палатками и всем прочим под командованием Лисиса пыталась следовать за ним и достигла края леса всего час назад.
