— Старый маяк, — ответил Макферсон. — В этом качестве не используется с начала восьмисотых годов. Я слышал, что армия северян держала на нем сторожевых наблюдателей, ну а теперь мы там обрабатываем…
— Пациентов?
Он помотал головой:
— Сточные воды. Вы не поверите, какую только дрянь к нам не приносит. С парома все выглядит красиво, но отходы целого штата, попадающие из рек в эту гавань, в конце концов оказываются у нас.
— Потрясающе, — сказал Чак, щурясь на солнце, и затянулся сигаретой, чтобы подавить зевок.
— Там, ближе к стене, — Макферсон махнул рукой в сторону корпуса В, — стоит дом командующего северян. Вы могли его заметить, когда поднимались на гору. Тогда он обошелся в кругленькую сумму, и, когда дядя Сэм получил счет, командующего сняли с должности. Этот дом стоит посмотреть.
— И кто там сейчас живет? — спросил Тедди.
— Доктор Коули, — ответил Макферсон. — И смотритель больницы. Эти двое создали здесь нечто уникальное.
Они огибали комплекс с тыла, встречая по дороге новых садовников в кандалах, за которыми присматривали санитары; многие мотыжили суглинок возле задней стены. Одна садовница, женщина средних лет с жиденькими пшеничными волосами, просвечивавшими на макушке, вытаращилась на Тедди и приложила палец к губам. На ее шее выделялся багровый шрам размером с лакричную конфету. Она улыбнулась ему, не отнимая пальца от губ, и медленно, в знак запрета, покачала головой.
— Коули в своей области человек легендарный, — говорил Макферсон, пока они огибали здание больницы. — Лучший студент, что в Джоне Хопкинсе, что в Гарварде, опубликовал свою первую работу по патологии бреда в двадцать лет. Многократно консультировал Скотленд-Ярд, МИ-6 и УСС.[2]
— Зачем?
— Зачем? — переспросил Макферсон.
Тедди кивнул. Вопрос казался ему логичным.
— Ну… — Макферсон был в замешательстве.
— Взять УСС, для начала, — сказал Тедди. — Зачем им консультироваться с психиатром?
— Военная область, — наконец ответил Макферсон.
— Допустим. — Тедди говорил с расстановкой. — А конкретнее?
— Информация засекреченная, — сказал Макферсон. — Так я предполагаю.
— Какая же она засекреченная, если мы об этом говорим? — заметил Чак, переглянувшись с напарником.
Макферсон, уже поставивший ногу на ступеньку лестницы, что вела к дверям больницы, застыл в растерянности. Он скользнул взглядом по изгибу оранжевой стены, а затем сказал:
— Спросите у него сами. У него как раз должно было закончиться совещание.
Они поднялись по ступенькам и вошли в отделанное мрамором фойе, увенчанное купольным сводом с кессонами. Перед ними с характерным звуком открылись автоматические двери, и они очутились в большой приемной, где за столами, справа и слева, сидели санитары, а вглубь уходил длинный коридор, упиравшийся в еще одни автоматические двери. У подножия лестницы, уходящей наверх, пока Макферсон записывал все три фамилии в реестр, они предъявили свои бляхи санитару, тот сравнил их фото с подлинниками и вернул удостоверения владельцам. За спиной у санитара, в зарешеченной клетушке, обнаружился мужчина в такой же униформе, как смотритель больницы; за ним, на стене, висели ключи.
Они поднялись на второй этаж и свернули в коридор, пропахший лесным мылом. Дубовый пол блестел, отражая свет, проникавший через большое окно в конце коридора.
— Секьюрити у вас хватает, — сказал Тедди.
— Мы принимаем все меры предосторожности, — ответствовал помощник смотрителя.
— За что общественность вам благодарна, мистер Макферсон, не сомневаюсь, — вставил Чак.
— Поймите одну вещь. — Макферсон снова обращался к Тедди. Они шли мимо закрытых офисов с именами врачей на серебряных табличках. — Другого такого заведения в стране просто нет. Мы принимаем самых сложных пациентов. Тех, с кем больше ни одна больница не справится.
— Здесь находится Грайс, верно? — спросил Тедди.
Макферсон кивнул:
— Винсент Грайс, да. В корпусе С.
— Грайс — это тот, который… — обратился Чак к напарнику.
— Да. Укокошил всю свою родню, потом скальпировал и сделал себе из их скальпов головные уборы.
— И в них разгуливал по городу, — продолжил Чак.
— Если верить газетам.
Они остановились перед двустворчатой дверью. Медная табличка гласила:
Макферсон, взявшись за ручку двери, повернулся к ним и посмотрел пронзительным взором.
— В менее просвещенный век, — сказал он, — этого Грайса посадили бы на электрический стул. А здесь его изучают, выявляют патологию, возможно, даже сумеют купировать отклонения в мозгу, заставившие его столь радикально нарушить общепринятые нормы поведения. Если так, то можно надеяться, что наступит день, когда подобные аномалии в нашем обществе будут полностью искоренены.
Его пальцы застыли на дверной ручке. Казалось, он ждал ответной реплики.
— Мечтать не вредно, — сказал Чак. — Не так ли?
3
Доктор Коули был до того худ, что казался истощенным. Не то чтобы ходячий скелет, каковых Тедди насмотрелся в Дахау, но немного откормить его не мешало бы. Его маленькие темные глаза сидели глубоко в глазницах, на лицо легли тени. Его щеки даже не ввалились, а провалились, и кожа вокруг была вся в застарелых прыщах. Тонкость губ и носа могла поспорить с его собственной худобой, подбородок практически отсутствовал. Остатки волос были такими же темными, как глаза и тени под ними.
Зато он обладал яркой взрывной улыбкой, в которой сквозила уверенность в себе, отчего радужницы делались светлее, и ее-то он и пустил в ход, выходя из-за стола им навстречу с протянутой рукой.
— Пристав Дэниелс. Пристав Ауле. Рад, что вы смогли так быстро выбраться.
Его рука оказалась сухой и гладкой, как у статуи, а пожатие жестоким, до костей, и оно отозвалось у Тедди до самого предплечья. В глазах Коули зажегся огонек — дескать, не ожидал, да? — а затем он повернулся к Чаку:
— Очень рад, сэр. — Улыбка пулей улетела, он уже обращался к помощнику смотрителя. — Пока всё, Макферсон. Спасибо.
— Да, сэр, — откликнулся тот. — Мое почтение, господа. — И с этими словами вышел из кабинета.
Улыбка вернулась на лицо Коули в клейкой версии, напомнившей Тедди пленку на супе.
— Хороший человек. Макферсон. Неравнодушный.
— К чему? — спросил Тедди, присаживаясь возле стола.
Улыбка трансформировалась, съехав на одну сторону и там застыв.
— Простите?
— Он неравнодушный, — повторил Тедди. — К чему?
Коули, сев за стол из тикового дерева, развел руки:
— К работе. В нашем случае это моральный сплав закона, порядка и врачебного внимания. Еще
