Он весь пылал от негодования. Его провели и одурачили, использовали в своих интересах и вышвырнули, как ненужную тряпку. И он ничего не мог предпринять, он был абсолютно бессилен что-либо сделать. Его больше всего угнетало сознание подавляющего могущества тех неведомых властителей, которые сделали его своей игрушкой, сознание совершенной бесплодности борьбы с ними — как его личной, так и вообще всякого другого человека. Они были подобны стихийным космическим силам, они держали в кулаке весь мир, и простой смертный был так же бессилен против них, как бессильна против бури гонимая ветром былинка.
Весь этот день он просидел в конторе, отдавшись своим черным мыслям и разжигая в себе злобу. Временами на него находило желание все бросить, стряхнуть с йог прах столицы, немедля возвратиться на родину и там вернуть себе утраченное достоинство джентльмена. Но потом его вновь охватывало боевое настроение и хотелось всю жизнь мстить людям, которые так нагло воспользовались его доверчивостью. Он еще разыщет какого-нибудь обладателя полисов «Фиделити» — человека, на которого можно положиться; он безвозмездно будет вести его дело — и доведет его до конца! Он заставит газеты кричать об этом, он всех заставит прислушаться к своим словам!
К вечеру он вернулся домой раздраженный и до предела измученный. В кабинете, ожидая его прихода, сидел Оливер.
— Здравствуй,— сказал Монтэгю, скидывая пальто и внутренне подготавливая себя еще к одному унижению,— ибо так или иначе, но придется рассказать Оливеру о своей неудаче и выслушать его неизбежный ответ: «Я же говорил тебе!»
Но оказалось, что Оливер сам должен был сообщить нечто не терпящее отлагательства и тотчас приступил к брату с вопросом:
— Скажи, пожалуйста, Аллен, что такое произошло между тобой и миссис Уинни?
— Я не понимаю тебя,— резко ответил Монтэгю.
— Помилуй,—сказал Оливер,— все говорят о какой-то ссоре.
— Никакой ссоры не было,— сказал Монтэгю.
— А что же было?
— Ровно ничего.
— Нет, что-то да было! —воскликнул Оливер.— Иначе откуда взялись бы эти разговоры?
— Какие еще разговоры?
— О вас с ней. Я только что видел миссис Виви Пат-тон, и она под величавшим секретом рассказала мне, будто миссис Уинни кому-то жаловалась, что ты в своих ухаживаниях за ней перешел границы приличия и она была вынуждена отказать тебе от дома.
Монтэгю пошатнулся, как от удара.
— О! — простонал он.
— По крайней мере миссис Уинни так говорит,— сказал Оливер.
— Ложь! — вскричал Монтэгю.
— Я так и сказал миссис Виви,— ответил тот.— Слишком не похоже на тебя...
Монтэгю вспыхнул от негодования.
— Я не про то! — крикнул он.— Ложь, что миссис Уинни это сказала,— не может этого быть!
— Как знать! — буркнул Оливер, пожав плечами.— Впрочем, все возможно,— добавил он.— Однако мне известно, что она страшно зла на тебя,— это говорят все. Она трубит направо и налево, что даже и разговаривать с тобой больше не станет. Но мне хотелось бы знать другое: почему это так получается, что ты непременно создаешь себе врагов, с кем бы ты ни столкнулся?
Монтэгю ничего не ответил; он весь дрожал от гнева.
— Скажи же мне, чем ты задел ее? — продолжал Оливер.— Неужели ты мне не доверяешь...
Монтэгю вдруг вскочил.
— Ах, Оливер! — воскликнул он.— Оставь меня, в покое! Уйди!
Он выбежал в соседнюю комнату, хлопнул дверью и, как зверь в клетке, принялся ходить взад и вперед.
Это ложь! Ложь! Ничего подобного миссис Уинни сказать не могла! Никогда он. этому не поверит — это подлая, пущенная кем-то из тайных его врагов сплетня!
Но тут его охватил новый прилив бешенства. Какая в конце концов разница — правда это или нет, и вообще, какая разница — что правда и что ложь? Разве так уж важно, совершил ли в действительности человек тот гнусный, отвратительный поступок, который ему приписывают, или нет? Важно то, что все говорят об этом. Важно то, что все этому верят и всем хочется, чтобы так было на самом деле! Взаимные пересуды — вот чем целиком исчерпываются интересы общества, вот что им по плечу! Эти люди проводят жизнь в грязных россказнях друг о друге, в атмосфере подозрений и цинизма, вечного перешептывания и подглядывания, упиваются вымыслами самых низких интриганов.
В нем поднялась волна ярости, подхватила его и по несла! Ярости против мира, в который он вступил, и против себя самого за ту роль, которую он в этом мире играл. Казалось, все вдруг разом достигло своего предельного напряжения; и он все возненавидел: возненавидел людей, с которыми сошелся, и их поступки, и то, на что они его толкали. Он возненавидел способ, каким добыл свои деньги и как он их тратил. Он возненавидел праздность и расточительность, пьянство и разврат, душевное убожество и снобизм.
Монтэгю вдруг круто повернулся и распахнул дверь в соседнюю комнату, где все еще сидел Оливер. Он остановился на пороге и воскликнул:
— Оливер, я ставлю на этом крест! Оливер смотрел на него в изумлении.
— Ты о чем? — спросил он.
— О том,— крикнул его брат,— что с меня довольно так называемого «общества»! Я решил все бросить. Ты иди своей дорогой, но я тебе не попутчик больше. Я натерпелся достаточно,— думаю, что и Элис тоже. Мы освободим тебя от забот о нас, развяжем тебе руки и отойдем в сторону!
— Что же ты намерен делать? — испуганно вскричал Оливер.
— Прежде всего я намерен выехать из этих дорогих номеров, выехать завтра же, когда истекает наш недельный срок. Затем я намерен прекратить швырять деньги на то, что мне не нужно. Я намерен раз и навсегда отказаться от приглашений и встреч с людьми, которые не нравятся мне и которых я не желаю знать. Я пытался стать партнером в твоей игре, старался изо всех сил, но это не по мне, и я решил отступить, пока не поздно. Я найду место, где можно прилично и скромно прожить свою жизнь, я дознаюсь наконец, правда ли, что в Нью-Йорке нельзя честно заработать кусок хлеба!
Примечания
1
Офицерская организация армии федералистов США, основанная в 1865 г.
2
Речь, произнесенная 18 ноября 1863 г. президентом Линкольном.
