смотрел на него, Давиденко, незаметно поменял одни документы на другие. Нотариус в этот момент был занят тем, что поднимал с пола упавшую со стола ручку. Спрятав первый вариант договора в свою папку, Давиденко обменялся с хозяином кабинета красноречивым взглядом.
Когда денежные расчеты были закончены, нотариус передвинул по столу документы и сказал: — А теперь поставьте свои подписи…
Первый подписал Березин и теперь показывал Донцову, где нужно поставить подписи. При этом он быстро переворачивал листы, не давая тому сосредоточиться.
Когда бумаги вновь оказались в руках у нотариуса, он принялся ставить на них необходимые штампы, печати и подписи. Делал он это уверенно, не торопясь, как и подобает нотариусу.
Донцов внимательно наблюдал за всеми его действиями и удовлетворенно думал: «Ну, вот и всё. Три дня на сборы и переезжаю на второй этаж…»
Когда все формальности были улажены и все трое находилась на улице, Давиденко предложил отпраздновать это важное событие. Старик сначала отказывался, но они его уговорили и вскоре сидели в каком — то кафе.
— Нельзя же так, — укорял Давиденко. — Такое дело сделали — грех не пропустить по рюмочке. Если вас, Петр Иванович, беспокоят новые расходы, то напрасно. Я готовил этот обмен, я и угощаю!
На следующее утро Донцов чувствовал себя отвратительно: он давно не пил, да еще в таком количестве. Он проснулся в своей старой квартире, на своей кровати и первым делом хватился документов и денег. Документы и деньги были на месте — они лежали на столике рядом с кроватью. Успокоившись, охая и ахая, старик поплелся на кухню ставить чайник. Единственно, чего он никак не мог найти — это очки.
«Сколько дел еще нужно успеть сделать, — озабоченно соображал он тяжелой головой, допивая третью чашку чая. — Упаковать вещи, посуду… За шестнадцать лет тут столько всякого хлама скопилось…»
Глава 3. КРОВЬ, ПОТ И СЛЕЗЫ
Граница с Грузией была условной: никаких постов ни с той, ни с другой стороны давно не было. Среди ярко — зеленой молодой травы ржавыми островками возвышались несколько покореженных остовов грузовиков и одного автобуса. От некогда стоящих здесь зданий, остались только закопченные, полуразрушенные стены и свернутый набок шлагбаум.
Миновав неохраняемую границу и проехав еще километра три, колонна свернула с наезженной дороги. По едва угадываемой в густой траве тропе бронетранспортеры поднимались по отлогому склону вверх, где угадывалась какая — то темная громада. Это оказались развалины старинной крепости. Расчет Мельникова был правильным: устраивать ночлег на перевале было нельзя. Ночью вполне могли появиться боевики с той или другой стороны.
Пока подгоняли машины вплотную к пролому в каменной стене, за которой собирались устроиться на ночлег, откуда — то из темноты появился старик в черной бурке. Вместе с ним была собака, лохматая кавказская овчарка. По — русски он не говорил и подполковник не сразу понял, чего он хочет. Потом, поторговавшись для приличия, он кивнул головой. Старик тут же исчез.
Но вскоре вернулся, волоча на веревке молодого барашка и держа на плече большой бурдюк с вином. Обмен состоялся: капитан Хопров отсчитал причитающиеся тому блоки сигарет «Примы» и заставил выпить кружку вина. Угрюмый старик молча выпил и снова пропал в темноте.
Через десять минут уже жарили на углях куски баранины и вскоре вся сводная команда, кроме часовых, с аппетитом ела плохо прожаренное мясо. Тем самым подтверждая народный афоризм: «Горячее — сырое не бывает!» Сухое вино из бурдюка разливал по кружкам Хопров.
Сначала помянули погибших товарищей, после чего Мельников с тревогой сказал: — Слушайте внимательно. Привал нам пришлось сделать у черта в пасти, потому что завтра нам надо вернуться и найти тела наших товарищей. Охранение удвоить! Это приказ. Лучше недоспать, чем не проснуться. На посту ушами не хлопать, иначе можно запросто остаться не только без ушей, но и без голов. Подходы к развалинам заминировать! На всякий случай… — зло и многозначительно добавил он, но уточнять ничего не стал. — Отсюда — ни на шаг! Иначе налетите на растяжки. Разрешаю выпить еще по кружке — и отбой. Снимаемся рано утром, на рассвете…
Среди ночи раздался близкий взрыв, и разорванное в клочья эхо беспорядочно заметалось в вязкой, холодной темноте. В секунду все были на ногах. Заклацали затворы автоматов и ручных пулеметов, группа занимала круговую оборону — было пока неясно, с какой стороны напали боевики.
Часовые на верху развалин открыли беспорядочную стрельбу, в гулкую ночь полетели трассирующие пули и осветительные ракеты.
Не дожидаясь команды, группа поддержала их интенсивным, но неприцельным огнем. Стреляли наудачу: еще во время ужина опустился туман, сейчас же он был густым, как молоко. Ответного огня не было, и вскоре стрельба прекратилась. Невидимый дым от сгоревшего пороха наполнил развалины острым, кисловатым запахом и теперь медленно перемешивался с чистым, холодным воздухом высокогорья. В ушах стоял звон.
— Ишаки карабарские, — со злостью плюнул Хопров и закутался в свой потертый бушлат. — Такой сон снился… — Он немного повозился и затих. Похоже, ночная вылазка боевиков не произвела на него особого впечатления, и он еще надеялся досмотреть интересный сон.
И действительно, вскоре капитан Хопров как ни в чем не бывало похрапывал у стены, сжимая в руке автомат. Остальные быстро уснуть не смогли. Мельников с завистью прислушивался к трелям, которые выводил его верный товарищ, и долго ворочался в своем углу. Сна не было ни в одном глазу, зато снова появились вопросы, на которые он не знал ответов. Уснул он часа через два.
На рассвете его разбудил Хопров: — Шеф, там ночью какой — то абрек налетел на растяжку. Был вооружен. Вот, — он показал трофейный автомат АКМ. — И собаку убило.
Мельников вышел из крепости. Шагах в двадцати лежал труп молодого чеченца, одетого в залитую кровью камуфляжную куртку и посеченные осколками спортивные штаны. Он лежал на боку, неестественно вывернув правую руку. Его открытые глаза слепо смотрели на восток, где разгоралась багровая заря. Рядом с ним валялась овчарка, с которой вчера приходил угрюмый старик.
— А с этим что делать? — спросил капитан, ткнув носком ботинка в мертвое тело.
— То не наша забота. Кто ему дал наводку, тот пусть его и хоронит. Вот чертов старик! — ругнулся Мельников. — Наверное, думал, что мы нажремся вина и нас можно будет взять голыми руками…
Через час снова были у того места, где подорвался «КамАЗ». Утреннее солнце разогнало остатки ночного тумана: снизу всё еще поднимались тонкие струйки сизого дыма.
На этот раз поиски оказались более успешными. После такого взрыва, Мельников не надеялся, что тела удастся найти целиком. Так и вышло: через два часа на плащ — палатки сложили то, что удалось найти. У останков прапорщика не хватало половины головы и обеих ног, у сержанта — руки и правой ступни. Молодых солдат, которые участвовали в поисках, рвало и выворачивало наизнанку. Завязанные в плащ — палатки останки пристроили в углу «бэтээра» и небольшая колонна двинулась в обратный путь.
Дороги в горах вещь своеобразная: часто, чтобы преодолеть три километра по карте, приходилось делать тридцать и более километров по сильно пересеченной местности, следуя за прихотливыми изгибами горных ущелий или рек. Солнце палило не по — весеннему: броня раскалялась до такой степени, что нельзя было прикоснуться рукой. Изнуряющая духота мучила людей с восхода и до заката, а мелкая, въедливая пыль еще и ночью. На пропитанном потом камуфляже солдат и офицеров белыми разводами проступала соль. Вода была рядом — в теснинах с шумом бежала холодная, чистая речка — но никто даже не мечтал искупаться: это было слишком опасно. В горах уже появилась «зеленка», а в окрестных лесах хватало и обычных боевиков, и снайперов.
Теперь колонна держала путь на Ботлих, а оттуда — на Аргун. Обычных разговоров и шуток на
