приходит здесь А. В. Мишулин, представляются нам вполне приемлемыми. Вопрос о «программе» движения в историографии спартаковского восстания всегда выступал как вопрос, связанный с выяснением «разногласий» в среде восставших. Как известно, ряд древних авторов (Саллюстий, Плутарх) упоминают об этих «разногласиях», хотя их сведения настолько неясны и кратки, что оставляют самое широкое поле для предположений и толкований. В буржуазной исторической науке наибольшим распространением и признанием пользовалась точка зрения Моммсена, который усматривал причины этих разногласий в пестроте на-v ционального состава армии Спартака и считал наличие «разногласий» следствием национальной розни. С точки зрения Моммсена, Спартак, происходивший чуть ли не из царского рода Спартокидов, объединял и представлял эллинов; в то время как Крикс объединял враждебно настроенных по отношению к эллинам галло-германцев. Советский исследователь проф. А. В. Мишулин совершенно правильно выступил против этой распространённой в буржуазной науке теории, показав её политическую несостоятельность и фактическую недостоверность.
А. В. Мишулин в своей книге развивает новый и самостоятельный взгляд на причины разногласий в армии Спартака и «программу» движения. Он прежде всего анализирует состав армии рабов и приходит к выводу о неоднородности социального состава восставших. Вокруг основной массы рабов группировались присоединившиеся к ним разорившиеся земледельцы и солдаты — перебежчики из римских легионов, т. е, те же крестьяне. «В общем крестьянство и солдаты не только симпатизировали освободительной борьбе Спартака, но и участвовали в ней», — говорит А. В. Мишулин. Это широкое участие свободного крестьянства в освободительной армии Спартака и наложило, по мнению А. В. Мишулина, определённый отпечаток на характер и программу движения в целом и было истинной причиной возникших в армии разногласий.
Именно социальный состав усложнял задачи движения: «выдвигались одновременно две задачи, — говорит наш автор, — удовлетворить интересы восставших рабов и интересы крестьянства». Интересы тех и других не совпадали: рабы стремились к восстановлению свободы, а потому к уходу из Италии; крестьяне же были заинтересованы в возвращении экспроприированной у них земельной собственности и поэтому вовсе не желали покидать пределы Италии. Это противоречие обострялось при каждой новой попытке Спартака осуществить план вывода рабов из Италии, причём именно в эти моменты и происходили отпадения отдельных отрядов от армии Спартака.
Однако «наметившиеся в ходе восстания две задачи» не могли быть в тех исторических условиях объединены общим руководством, и это «предрешило неудачный исход всего движения». Таким образом, по мнению А. В. Мишулина, причиной поражения спартаковского восстания явилось то обстоятельство, что рабы, которые играли роль гегемона в революциях того времени', не сумели повести за собой свободное крестьянство, а последнее ещё не понимало, что разрешение всех вопросов крестьянской революции неотделимо от задачи ликвидации рабовладельческой системы хозяйства в целом. 'Именно это обстоятельство, — говорит А. В. Мишулин, — мешало в то время тесному союзу восстания рабов с аграрной революцией крестьянства'.
Такова, в общих чертах, концепция советского исследователя восстания Спартака. В чём её сильные и слабые стороны?
Толкование советским историком причин разногласий в армии Спартака, как причин социального порядка, несомненно, сыграло свою положительную роль и показало беспочвенность и несерьёзность теории 'национальной розни', господствовавшей с лёгкой руки Моммсена в буржуазной историографии. Действительно, ни одно из предшествовавших великому восстанию Спартака революционных выступлений рабов не даёт оснований судить о том, что момент национальной розни играл в них существенную роль. Наоборот, то, что нам известно из показаний Диодора по поводу сицилийских восстаний, свидетельствует о просчётах рабовладельцев, надеявшихся на межплеменную вражду среди восставших рабов, а также о том, что задача объединения против классового врага всегда отодвигала на задний план частные разногласия. Поэтому нет никаких серьёзных оснований считать, что пестрота этнического состава армии Спартака была почвой, породившей принципиальные разногласия руководителей движения.
Несомненно, что попытка вскрыть социальные корни этих разногласий является более серьёзной постановкой вопроса и заслуживает внимания всякого марксистски мыслящего историка. Но здесь, как нам кажется, А. В. Мишулин, увлекаясь, делает один методологически ошибочный вывод. Его основная идея при определении характера движения, как видно из вышесказанного, сводится к положению относительно союза рабов и свободного крестьянства, правда, союза, оказавшегося недостаточно прочным.
Но можно ли говорить о союзе между восставшими рабами и свободным крестьянством той эпохи? Допустим ли такой союз и какова его принципиальная база? Такой 8
союз был в принципе невозможен, ибо между рабами и свободными землевладельцами существовали антагонистические противоречия. Ведь свободное крестьянство той эпохи само принадлежало к господствующему классу, классу рабовладельцев. В силу этого обстоятельства не могло быть и речи о союзе между восставшими рабами и свободным крестьянством, которое стремилось лишь к перераспределению земельного фонда, которое боролось за землю и политические права в рамках существовавшего рабовладельческого строя и отнюдь не было заинтересовано в его уничтожении.
Высказанное соображение, однако, не противоречит тому факту, что к армии Спартака в какой-то мере присоединялись деклассированные элементы из числа разорившихся землевладельцев или, как их определяют источники, 'свободные крестьяне с полей'. Но, во-первых, у нас нет никаких оснований преувеличивать их численность, как то делает проф А. В. Мишулин, а, во-вторых, от наличия в армии Спартака некоторого количества подобных 'попутчиков', как их довольно точно определяет Аппиан, до союза между восставшими рабами и свободным крестьянством — было весьма далеко.
Во всяком случае численное соотношение и удельный вес подобных элементов в армии Спартака был настолько невелик, что они не могли оказать заметного влияния на программу и цели движения.
Революционное движение рабов имело перед собой не две, как считает А. В. Мишулин, а одну задачу: освобождение от рабства и, следовательно, в какой-то мере уничтожение рабовладельческих отношений.
Что касается разногласий между руководителями движения, то не следует преувеличивать их значение или придавать им самодовлеющий характер, тем более что они, как об этом согласно свидетельствуют источники, касались лишь военно-тактических вопросов. Как бы то ни было, но, конечно, не наличие этих разногласий привело к поражению восстания рабов, а гораздо более глубокие причины и в первую очередь факт трагической изоляции восставших рабов. Именно в отсутствии союза, единого фронта между рабами и свободными бедняками и следует искать причины поражения спартаковского движения. Революционное выступление рабов в I в. до н. э. имело достаточно чёткую цель и задачи, восставшие проявили беспримерный героизм и организованность. Во главе их стоял человек, обнаруживший черты гениального полководца, и тем не менее восстание потерпело поражение в силу полной политической изоляции рабов, поднявшихся на борьбу, и отсутствия единого фронта между ними и свободными.
Только несколько веков спустя, когда исторические условия для подобного союза оказались созревшими, когда в Римской империи место свободного крестьянина — основы, и опоры римского рабовладельческого общества Эпохи Республики — занял колон (часто вчерашний раб), только тогда сложился тот единый фронт между рабом и свободным бедняком, который и обусловил окончательную победу над рабовладельческой системой.
Однако великое восстание рабов под руководством Спартака, несмотря на то, что оно окончилось поражением, имело огромное значение для дальнейших судеб римского рабовладельческого общества и далеко идущие исторические следствия.
Проф. А. В. Мишулин в своей книге останавливается в первую очередь на ближайших итогах движения. Он, как мы уже указывали выше, справедливо подчёркивает тот факт, что движение отнюдь нельзя считать подавленным в момент гибели его вождя: 'борьба рабов продолжалась ещё долго, — пишет А. В. Мишулин, — восстания ещё горели в ряде мест юга Италии, готовые вновь превратиться в зарево огромного пожара'.
Подводя итоги 'героической освободительной эпопее Спартака', проф. А. В. Мишулин говорит: 'Несмотря на своё поражение, она так подорвала рабовладельческий режим, что вызвала глубокие изменения в политическом строе республики, предопределив тем самым её близкое к окончательное падение'. И затем А. В. Мишулин ставит в связь спартаковское восстание с переходом господствующего класса Рима к формам военной диктатуры: 'В борьбе с революцией рабов рабовладельческий класс приходит
