После обеда Леся вышла во двор. Павлик с матерью пошли на море. Света и Клава, наверное, уже ждали Лесю в парке. Но ей не хотелось идти в парк. Она сидела на ступеньках, уткнувшись подбородком в колени, и задумчиво водила по земле веточкой - рисовала какие палочки и кружочки - без всякой цели.
Настроение у Леси был отвратительный.
«Все через это акваланг, через оте подводное царство! .. А девушки - тоже еще хорошие! Мальчику всего пять лет. Он сам в чужом городе. И у него такое ... с папой. А мы на него кричали. И оставили одного. И забыли. И потом еще он оказался виноват ... А он такой ... Ни слова не сказал, не выдал. Нет, это все она, Леся, виновата! Только она. Ей же поручено, а она - как свинья последняя. «Не рыпайся никуда, не отходи от вещей», «Отвечать за тебя придется!' Тоже еще - начальница!
«Спасибо тебе, Лесечко!»
Стыд! Какой стыд!
Леся вышла на улицу. И как-то сами собой ноги понесли ее к морю.
Солнце уже садилось, широкая ослепительно искрящаяся полоса пролегла от самого горизонта через весь лиман. Глазам было больно смотреть, и, может, поэтому Леся не сразу заметила Павлика и его маму. Она даже подумала, что их нет на лимане. И вот у скалы на том месте, где купалась сегодня Леся с девушками, появилось две головы - одна большая, другая меньше. Павлик плыл рядом с мамой, и они о чем-то говорили.
Леся притаилась в бурьяне - она ??не хотела, чтобы ее увидели. Она и сама не знала, почему пришла сюда. Просто ей было тоскливо.
Пожалуй, нет ничего хуже, когда ты сам осознаешь, что ты сделал плохо, нечестно, неблагородно, когда ты сам о себе плохо думаешь. Никто тебе не поможет ...
Леся вернулась и медленно побрела вдоль берега.
До самой темноты она бесцельно бродила в одиночестве. И только когда на небе одна за другой начали загораться яркие колючие звезды (словно кто незаметно включал на высокой темно-синий потолка крошечные игрушечные лампочки), а. с моря потянуло вечерней прохладой, Леся пошла домой.
Павлик уже спал, матери его где не было. Леся поужинала и тоже легла.
Она долго лежала с открытыми глазами и думала. Думала о том, как хорошо, что у нее есть папа и мама и никто не умер; как это, наверное, ужасно, когда кто-то из родных умирает, и как это было бы действительно хорошо, если бы люди вообще не умирали ...
Уже совсем засыпая, она подумала, что было бы хорошо вот сейчас встать, пойти нарвать в саду большой букет цветов и поставить у их постели, чтобы они проснулись и увидели, что у них есть цветы. Но встать уже не было сил. И последняя мысль была такая: «Ну ничего, я проснусь рано утром и еще успею».
Но проснулась Леся совсем поздно. Открыла глаза, посмотрела на соседний кровать и сразу поняла - поехали! Постель с кровати была снята - голый матрас и подушки без наволочек, все в перьях. Леся знала, что постельные снимают только тогда, когда кто-то уезжает. Леся вздохнула, - значит, ничего с букетом не получилось. Леся посмотрела в окно и вдруг увидела - на оконном стекле на резиновой мисочке-присоске висело голубое медвежонок Гришка.
- Забыл! Забыл!
Леся мигом вскочила с кровати.
Они еще, может, на вокзале, еще не уехали!
Надо бежать, догнать, отдать! Немедленно! Еще можно успеть. Как же так! ..
И вдруг остановилась.
Забыли? А разве он мог забыть?
Забыть своего Гришку!
Нет! Таких вещей не забывают.
Нет, он не забыл. Он просто оставил.
Ей оставил.
Подарил ...
Леся осторожно сняла Гришку из окна.
Он лежал у нее на ладони - легкий-легкий, почти невесомый - и смотрел на нее своими блестящими бусинками-глазами ...
Оказывается, он же умел говорить, этот игрушечный синий мишка Гришко.
И он много сказал Леси. И про Павлика, и о ней самой, и вообще ...
