Судорожно сжимая мяч и подвывая от изумления, он воспарил ввысь.
И закружился в небе, входя в отчаянный штопор.
Очертя голову он спикировал к земле, одновременно отшвырнув бомбу на безопасное расстояние – очень-очень далеко в сторону.
Артур напал на робота с тыла, пользуясь его растерянностью – робот по-прежнему держал биту на изготовку, но предмет, по которому следовало ею ударить, исчез неизвестно куда.
Ощущая в себе небывалый прилив сил, Артур вырвал биту из рук ошалелого робота, описал в воздухе безупречную «бочку», коршуном спикировал обратно
– и одним диким ударом биты снес роботу голову с плеч.
– Ты уже все? – поинтересовался Форд. – Пошли, что ли?
ЭПИЛОГ: ЖИЗНЬ, ВСЕЛЕННАЯ И ВСЕ ТАКОЕ ПРОЧЕЕ
И наконец они снова отправились странствовать.
Был период, когда Артур Дент наотрез отказывался двинуться с места. По его словам, бистроматическая тяга открыла ему, что время и расстояние – одно и то же, сознание и Вселенная – одно и то же, чувственное восприятие и действительность – также одно и то же, и чем больше путешествуешь, тем больше торчишь на одном месте, а раз так, то лучше он пока посидит тихо да покопается в своем сознании, что много времени не займет, так как это самое сознание теперь составляет единое целое со Вселенной. Так что разобравшись с сознанием, можно будет как следует отдохнуть, потренироваться в летании и, кстати, научиться наконец готовить, а то все недосуг. Банка греческого оливкового масла была теперь его ценнейшим сокровищем, и он заявил, что нежданное возвращение этой банки в его жизнь вновь всколыхнуло в нем некое ощущение неразрывного единства всего сущего, которое наводит на чувство, что…
Тут он зевнул и, откинувшись на спинку дивана, крепко заснул.
Наутро, в то время как команда «Золотого сердца» подбирала для Артура какую-нибудь идиллически- мирную планету, где его рассуждения никого не оскорбят, поступил сигнал «SOS» от бортового компьютера какого-то корабля. «Золотое сердце» поспешило на выручку.
Маленький, но с виду невредимый звездокатер класса «Мерида» отплясывал в пустоте нечто вроде джиги. Краткий компьютерный осмотр показал, что корабль в норме, его компьютер в норме, но вот пилот сошел с ума.
– Я еще не сумасшедший, я полоумный, полоумный, – бормотал пилот в бреду, пока его переносили на «Золотое сердце».
Он оказался журналистом «Ежедневного сидерического сплетня». Журналисту дали успокоительное и выделили в качестве сиделки Марвина, пока он не согласится взяться за ум и объяснить все толком.
– Я освещал один судебный процесс, – заговорил он наконец, – на Аргабутоне.
И приподнялся на своих худеньких, изможденных локтях, дико озираясь по сторонам. Его седые волосы, казалось, махали каким-то своим знакомым в соседней комнате.
– Спокойствие, только спокойствие, – проговорил Форд.
Триллиан ласково положила руку на плечо журналиста.
Безумец вновь уронил голову на подушку и уставился на потолок лазарета «Золотого сердца».
– Само дело, – выдохнул он, – теперь не имеет значения, но там был свидетель… свидетель… его звали… звали… Прак. Странный, трудный человек. В конце концов они были вынуждены ввести ему наркотик, чтобы добиться правды. Эликсир истины.
Глаза журналиста беспомощно вращались.
– Они дали ему слишком большую дозу, – прошелестел его тихий-тихий шепот. – Слишком чрезмерную. – И заплакал. – Мне кажется, это роботы толкнули врача под руку.
– Роботы? – резко спросил Зафод. – Какие еще роботы?
– Такие… белые, – хрипло прошептал журналист. – Они ворвались в зал суда и похитили у судьи скипетр, Аргабутонский Скипетр Правосудия, такая жуткая плексигласовая штука. Не знаю, зачем уж он им понадобился. – Журналист вновь расплакался: – И по-моему, они толкнули врача под руку…
Его голова бессильно, скорбно моталась из стороны в сторону, глаза мученически пылали.
– А когда заседание возобновилось, – прошептал он сквозь рыдания, – они, к несчастью, отдали Праку ужасный приказ. Ему приказали, – умолкнув на миг, он весь содрогнулся, – чтобы он говорил Правду, Всю Правду и Ничего, Кроме Правды. Вот только, разве не понимаете? – Внезапно приподнявшись на локтях, он вскричал, что есть мочи: – Ему дали слишком чрезмерную дозу!
И вновь упал на подушки с тихим воем: «Слишком чрезмерную, слишком чересчурную большую, чересчурно-чрезмерную…»
Присутствующие переглянулись. По спине у них пробежали мурашки.
– И что же случилось? – спросил наконец Зафод.
– О, не извольте сомневаться: он благополучно сказал правду, – сообщил журналист зловещим тоном, – насколько мне известно, он все еще говорит. Странные, ужасные вещи… ужасные, ужасные! – сорвался он на визг.
Его попытались успокоить, но журналист опять привстал на локтях.
– Ужасные вещи, непостижимые вещи, – вопил он, – вещи, от которых можно с ума сойти!
Окинул собравшихся диким взглядом.
– Или, как в моем случае, ополоуметь. Я все-таки журналист.
– Вы имеете в виду, – тихо спросил Артур, – что говорить правду – ваша профессиональная обязанность?
– Нет, – озадаченно ответил тот. – Я имею в виду, что я соврал, что мне нужно сдавать статью, и сбежал пораньше… – После чего окончательно впал в беспамятство.
В сознание он пришел лишь один раз – и то ненадолго.
Однако от него удалось выведать следующее.
Когда стала ясна суть происходящего и стало ясно, что Праку не удастся заткнуть рот, пока он не скажет всю правду в ее абсолютной и окончательной форме, заседание было закрыто.
И не просто закрыто, но загерметизировано, причем Прак так и остался в зале суда. Здание обнесли стальными стенами, а также – береженого Бог бережет! – колючей проволокой под электротоком, крокодильими болотами и тремя крупными армиями, чтобы преградить словам Прака путь к людским ушам.
– Жалко, – заметил Артур. – Хотел бы я его послушать. Он наверняка знает Ответ на Вопрос Жизни. Мне до сих пор не по себе, что мы его так и не выяснили.
– Задумайте число, – вмешался компьютер, – любое число.
Артур назвал компьютеру телефон справочного бюро вокзала Кингс-Кросс, рассудив, что должна же быть у этого телефонного номера хоть какая-то полезная функция.
Компьютер ввел номер в отремонтированный двигатель невероятностной тяги.
Согласно теории относительности. Материя велит Пространству, как именно ему искривляться, а Пространство велит Материи, как именно ей двигаться.
«Золотое сердце» повелело пространству завязаться морским узлом – и совершило мягкую посадку внутри стальной ограды комплекса Аргабутонского верховного суда.
Зал суда производил крайне мрачное впечатление. То было обширное и темное помещение, явно задуманное как святилище Правосудия – а не Радости, например. Вы не стали бы устраивать там банкет – по крайней мере удачный. Ибо местный интерьер был способен вогнать в меланхолию самого беззаботного гостя.
Высокие, сводчатые черные потолки, под которыми с угрюмой решимостью реяли зловещие тени. Скамьи, стенные панели, грузные колонны – все это было изготовлено из древесины самых темных и суровых оттенков, какую только могла породить ужасная Агресбардийская Чаща. Массивная черная Трибуна
