У меня просто нет времени». Легко сказать. Но нелегко сделать. Моему отцу, вопреки всеобщему мнению, было очень непросто в самом начале, когда он, по его собственному выражению, «решил попытать счастья в литературе». Он, безусловно, обладал незаурядным талантом, но тот окончательный, отшлифованный вариант его книг, который знают во всем мире, был результатом многолетней практики, переписывания и чтения. Как и большинству писателей, ему пришлось пережить множество разочарований и отказов, но все это лишь придало ему решимости преуспеть. Все, чего он достиг в жизни, было добыто тяжелым трудом, и его успех на литературном поприще не был исключением.
Взявшись перечитывать его книги, я решил проанализировать их, пытаясь найти какие-то подсказки у самого мастера, но всякий раз конец был одинаковым: книга падала на пол, а я корчился в кресле от смеха. Знаю, он был бы доволен. Он никогда не хотел, чтобы его книги подвергали тщательному анализу. Он хотел только одного — чтобы люди получали от них удовольствие. Время, когда я перечитывал книги Джеймса Хэрриота, было одним из самых чудесных периодов в моей жизни.
С тех пор, как отец окончил Ветеринарный колледж Глазго в 1939 году, профессия ветеринара претерпела огромные изменения. Ветеринарная наука шагнула далеко вперед в поисках средств для лечения болезней животных. Большинство старых недугов, о которых писал отец, остались в прошлом, но им на смену приходят другие, постоянно бросая вызов профессии. Практика в Тирске изменилась до неузнаваемости со времен славы «Джеймса Хэрриота» — «трудного, но все-таки веселого», как он часто писал, периода его жизни. Прошли те дни, когда ветеринары ездили по маленьким фермам среди холмов, пользуя то корову с «деревянным языком»[1], то свинью с рожистым воспалением. Визитов на фермы стало меньше, зато прибавилось работы с мелкими животными, так что сейчас половину пациентов клиники составляют домашние питомцы.
Однако, во многом благодаря моему отцу, окно в прошлое ветеринарии остается открытым. Многие молодые люди, посмотрев необычайно популярный сериал «О всех созданиях — больших и малых» по книгам Хэрриота, решили посвятить себя профессии ветеринара, но вскоре обнаружили, что действительность отличается от увиденного на экране. Мир Джеймса Хэрриота стал историей.
Один американский читатель в 1973 году написал издателю отца, выражая признательность за его работу: «Хэрриот, похоже, наделен даром универсального наблюдателя, которому читатель всегда готов сопереживать. Он из тех людей, для которых естественно подмечать причуды и особенности рода человеческого». Да, мой отец был большим знатоком человеческой природы, но теперь пришла его очередь стать объектом всеобщего внимания. У Джеймса Хэрриота были миллионы поклонников, и на протяжении всей его писательской карьеры они писали ему. Сейчас один из его самых преданных почитателей собирается написать о нем — не только как о писателе, но и как о коллеге, друге и отце. В то время, когда другие ветеринары смотрят в будущее, я путешествую по прошлому, но, возможно, как сказал бы мой отец, мне будет «все-таки весело». До конца дней я буду сожалеть о том, что так и не сказал, как высоко ценил его. Но кое-что я все-таки могу сделать. Я скажу об этом всему миру.
Глава 1
Шотландец Джим Мюррей, скотник на ферме в Северном Йоркшире, сердито уставился на меня, всем своим видом выражая недовольство. Его пронзительные маленькие глазки находились всего в нескольких сантиметрах от моего лица. Я недавно начал работать в Тирске после окончания ветеринарного колледжа и считал, что вполне профессионально принял роды у племенной коровы шортгорн: в результате моих усилий на свет появился очаровательный здоровый теленок. Но скотник, похоже, не разделял моей радости.
— Все вы, молодые ветеринары, одинаковые! — проворчал он. — Вечно оставляете мыло в воде!
Поглощенный работой, я совершенно забыл о ровненьком куске мыла, который дал мне скотник. Я бросил его в ведро с кипятком, и теперь Джим держал в руке маленький зеленый липкий комочек, бывший некогда его мылом.
— Ваш отец никогда так не делает! — буркнул он. — Он всегда бережно относится к вещам. Настоящий шотландец вещами не бросается!
Меня не первый раз сравнивали с моим отцом, причем не в мою пользу, но у меня был туз в рукаве.
— Прошу прощения, Джим, — извинился я, — этого больше не повторится. Но должен сказать, вы ошибаетесь насчет моего отца. Он не шотландец. Он — англичанин.
— Уходите! — прозвучал резкий ответ, и коренастый скотник, громко топая, с возмущенным видом вышел из коровника. Еще один успешный визит Дж. А. Уайта-младшего подошел к концу.
Джим Мюррей не был одинок в своей уверенности, что Альф Уайт родом из Шотландии, поскольку Альф так и не избавился от легкого акцента жителя Глазго, который приобрел за двадцать три года жизни в этом великом шотландском городе. Даже когда он уже давно был Джеймсом Хэрриотом, газеты часто писали о нем как о «шотландском ветеринаре, для которого Йоркшир стал родным домом». На внутренней стороне обложки в аннотации к его третьей книге «Не будите спящего ветеринара» («Let Sleeping Vets Lie») говорилось, что он родился в Глазго и всю жизнь работал в Йоркшире. Альф Уайт не был шотландцем и не всю жизнь работал ветеринаром в Йоркшире. Он был англичанином, родившимся от родителей-англичан в английском городе.
Джеймс Альфред Уайт родился 3 октября 1916 года в промышленном северо-западном городке Сандерленд. Там он оставался недолго. Когда ему было всего три недели от роду, он переехал в Глазго, где провел годы формирования личности. Хотя он и покинул родной город, будучи совсем крошкой, он сохранил тесные связи с Сандерлендом и регулярно бывал там, пока жил в Глазго.
Альф был единственным ребенком, но в действительности имел очень большую семью. Его родители происходили из больших семей, поэтому он унаследовал целую кучу дядюшек, тетушек и двоюродных братьев и сестер, с которыми поддерживал близкие отношения всю свою жизнь.
Альф Уайт родился в доме 111 по Брэндлинг-стрит, скромном доме ленточной застройки под названием «Фашода» в районе Рокер Сандерленда. Дом принадлежал Роберту Беллу, его дедушке по материнской линии, печатнику по профессии. Его родители, Джеймс Генри Уайт и Ханна Белл, обвенчались 17 июля 1915 года в Перво методистской часовне на Уильямсон-Террас, Сандерленд, где его отец служил органистом. После свадьбы молодожены переехали в Глазго, но пятнадцать месяцев спустя Ханна Уайт вернулась в родительский дом, специально чтобы родить ребенка.
Отец Альфа, Джим Уайт, как и его дед, был корабельным жестянщиком. Основные рабочие места в Сандерленде поставляли судостроительная, угольная и металлургическая промышленность, и в те годы, в самом начале века, верфи Сандерленда процветали. Первая мировая война обеспечивала большие объемы работы, и треть взрослого мужского населения трудилась в судостроительной промышленности. Однако отец Альфа, имея постоянную работу на верфях Сандерленда, в ноябре 1914 года уехал из родного города в Глазго на поиски альтернативных заработков. Это произошло за восемь месяцев до его свадьбы. Поступок Джима Уайта кажется странным, но у него были веские причины. Ему нравилась работа на верфи, но, в отличие от большинства своих коллег, Джим Уайт был не только корабельным жестянщиком, — он также был способным музыкантом; это качество, в числе многих, привлекло к нему его будущую жену, когда он до войны несколько лет ухаживал за ней.
Джим играл в кинотеатрах Сандерленда, отчасти чтобы получить дополнительный заработок, но, главным образом, чтобы удовлетворить страсть к игре на пианино и органе. Ханна тоже любила музыку. Ее родителей хорошо знали в музыкальных кругах Сандерленда, и сама она была превосходным контральто. Она выступала на небольших концертах, но ей хотелось идти дальше, а Сандерленд, несмотря на все его достоинства, вряд ли можно было назвать культурным центром Северной Англии. Какой еще британский город мог обеспечить ее мужа работой на верфи и в то же время удовлетворить музыкальные пристрастия обоих? Глазго идеально подходил для этой цели. Ханна всегда стремилась к самосовершенствованию, и ее более приземленные родственники дали ей прозвище «Герцогиня» за тягу к культурным кругам. Однако за «высокомерным» фасадом, который Ханна демонстрировала миру, скрывались прекрасные качества. Она была преданной женой и матерью, и ее стремление добиться лучшего для своей семьи впоследствии весьма поспособствовало будущим успехам ее сына.
