однако все поступавшие с Драмбо больные, кого можно было вылечить, вылечивались, а медики из Корпуса мониторов едва ли выглядели замученными, если только не были чем-то озабочены.
Сами по себе ни Госпиталь, ни огромные корабли не обладали достаточными средствами, чтобы восстановить в формациях экологическое равновесие. Чтобы действительно дать существу возможность бороться со своими болячками, ему требовалась массовая пересадка лейкоцитов из здоровых особей.
Когда Конвей впервые высказал идею пересадки, его волновало, не отторгнет ли пациент по сути дела чужие антитела. Но этого не произошло, и единственной оставшейся проблемой явились отлов и доставка лейкоцитов. И вскоре на смену первым отдельным и тщательно подготовленным случаям киднэппинга пришли непрекращающиеся массовые похищения.
На экране появился эпизод, в котором специально обученные коммандос извлекали лейкоциты из небольшой раздражающе здоровой формации, расположенной на другой стороне планеты. Входной шахтой пользовались уже несколько недель. Из-за передвижений существа она кое-где сместилась, но все еще оставалась вполне пригодной для их целей. Мониторы спрыгивали с вертолетов и исчезали в наклонной шахте. На бегу они иногда пригибались, чтобы не удариться о подъемные механизмы, которые позднее поднимут их улов наверх. Люди были одеты в легкие скафандры и имели с собой только сети.
Лейкоциты были их друзьями, и было очень важно, чтобы они об этом не забывали.
Лейкоциты обладали очень развитыми эмпатическими способностями, что позволяло им отличать друзей своего хозяина от его врагов простым сканированием эмоционального излучения, исходившего от других существ. При условии, что во время работы похитители излучали теплые, дружеские эмоции, они были в полной безопасности. Но отлов, подъем на поверхность и загрузка массивных инертных слизней в грузовые вертолеты были сложной, а порой выматывающей работой. Взмокшим от напряжения, часто несдержанным людям не просто было постоянно излучать положительные эмоции для своих подопечных.
Бывали случаи, когда монитор давал волю гневу или раздражению, возможно, даже на собственный инструмент, и из-за таких недоразумений многие из них погибали.
Причем они редко погибали в одиночку. В конце эпизода Конвей увидел, как за считанные минуты было покончено со всей командой вертолета. Человек просто неспособен хорошо думать о существе, которое только что убило его друга по команде – впрыснув яд, который вызывал такие мышечные судороги, что у жертвы оказывались переломанными почти все кости, – даже если от этого зависела его собственная жизнь. Ни защиты, ни противоядия не существовало. Тяжелые скафандры были достаточно прочными, чтобы лейкоцит мог проколоть оболочку, но они ограничивали подвижность и не давали возможности работать, а сами существа убивали так же быстро, наверняка и бездумно, как и лечили.
– Подведем итоги, – предложил чалдер, погасив экран. – В настоящее время работы по пересадке и искусственному кормлению идут хорошо, но если число различных происшествий будет продолжать расти с той же скоростью, уровень снабжения упадет до опасно низкой черты. Таким образом, я настоятельно рекомендую произвести хирургическое вмешательство немедленно.
– Я согласен, – присоединился к нему мелфианин. – Учитывая, что мы будем действовать без согласия пациента и без сотрудничества с его стороны, нужно начинать немедленно.
– Немедленно – это как? – впервые за все время заговорил капитан Вильямсон. – Для того, чтобы расположить вдоль операционного поля целый субфлот, понадобится время. Моим людям потребуется окончательный инструктаж, ну и, я думаю, командующий флотом слегка обеспокоен по поводу этой операции. До сих пор все проведенные им операции носили сугубо военный характер.
Конвей молчал, пытаясь заставить себя принять решение, заставить себя сделать то, чего он избегал вот уже несколько недель. Как только он отдаст команду начинать, как только он приступит к этой гигантской операции, он сразу же будет приговорен. У него не будет возможности остановиться и позже попробовать заново, так как он не располагает специалистами, на которых мог бы положиться, если что-то пойдет не так, и, что хуже всего, у него нет времени на причитания, ибо пациент и так оставался слишком долго без всякой медицинской помощи.
– Не беспокойтесь, капитан, – ответил Конвей, пытаясь выглядеть уверенно и спокойно, чего он вовсе в себе не ощущал. – Что касается ваших людей, то для них операция превратилась в военную. Я знаю, что вначале вы относились к этому мероприятию, как к спасательным работам в необычайно крупных масштабах, но теперь для вашего разума все стало неотличимо от войны, потому что во время войны вы ожидаете потерь, а сейчас вы безусловно их несете. Сэр, я очень сожалею по этому поводу. Я никак не ожидал, что потери будут столь тяжелыми. Я лично виноват перед вами в том, что этим утром научил инструменты планировать, так как их фигуры высшего пилотажа нам встанут очень дорого...
– Тут ничего не поделаешь, доктор, – прервал его Вильямсон, – да и один из моих людей носился некоторое время с аналогичной идеей, они там у меня перебрали почти все возможные варианты. Но вот что я хочу узнать...
– Как скоро означает «немедленно»? – закончил за него Конвей. – Что ж, не забывая тот факт, что операция будет длиться скорее несколько недель, чем несколько часов, и при условии, что никаких резонных причин для ее отсрочки нет, предлагаю приступить к делу послезавтра с первыми лучами солнца.
Вильямсон кивнул головой и нерешительно заговорил:
– Занять позиции к этому сроку, доктор, мы сможем, но только что мы узнали о вещах, которые способны заставить вас изменить сроки. – Он махнул рукой в сторону экрана и продолжил:
– Если хотите, я могу показать вам карты и цифры, но будет быстрее, если сначала я познакомлю вас с результатами. Обследование здоровых и менее больных формаций, провести которое вы попросили наших специалистов по культурным контактам – у вас была идея, что установить контакт с существом, не испытывающем постоянной боли, гораздо проще, – на сегодня завершено. Мы посетили в общей сложности тысячу восемьсот семьдесят четыре места, где расположены гигантские формации. На их поверхности мы оставляли инструменты, за которыми с достаточного расстояния в течение шести часов велись наблюдения. И хотя по своему составу их тела практически идентичны телу нашего пациента, в том числе и по наличию несколько упрощенного вида глазных растений, результаты были полностью отрицательными. Подвергаемые проверке существа не делали никаких попыток каким-либо образом управлять инструментами или менять их облик, а анализ незначительных изменений в их форме неизменно приводил к действиям птиц или неразумных сухопутных животных. Мы заложили всю информацию в компьютер «Декарта», а потом в тактический компьютер «Веспасиана». Боюсь, что их выводы не вызывают никаких сомнений.
На «Драмбо» есть только одна разумная гигантская формация, – мрачно закончил Вильямсон, – и это – наш пациент.
Конвей ответил не сразу. Совещание становилось все более и более бурным. Сначала были выдвинуты несколько полезных идей – по крайней мере они казались полезными до тех пор, пока их не раскритиковал капитан. Затем на смену им пришли какие-то бессмысленные аргументы, разгорелся по поводу и без повода раздраженный спор, и тут Конвей понял, что происходит.
Когда совещание только началось, а было это пять часов назад, уже тогда все они просто переработали, а многие от усталости едва ли не валились с ног. Нижняя часть панциря мелфианина болталась в нескольких дюймах от палубы. Худларианин, по-видимому, был голоден, так как вода в помещении не содержала ничего съедобного для него; то же самое относилось и к палубе, чистота которой была не по душе постоянно кружащему драмбу.
Огромный чалдер над ними все это время находился в скрюченном состоянии, а что касается землян, то их скафандры надоели им не меньше, чем самому Конвею. Было очевидно, что ждать от кого-то, в том числе и от него самого, дельных предложений больше не
