Глава 27
– Охранник утверждает, что видел, как вы вошли в палату, – тихо, но грозно проговорил Главный психолог. – Медсестры не догадывались о вашем присутствии до тех пор, пока вокруг вас не собралась толпа и не поднялся крик. Когда появился охранник, вы заявили ему, что волноваться не о чем, что идет богословский спор, к которому и он может присоединиться. Охранник утверждает, что все же был обеспокоен, так как видывал бунты, протекавшие куда спокойнее. Тарланам неведомо чувство юмора, поэтому, по всей вероятности, вы сказали правду. Что произошло в палате, отвечайте, черт бы вас побрал! Или вы снова сковали свои уста обетом молчания?
– Нет, сэр, – спокойно отозвался Лиорен. – Разговор протекал открыто, и никто от меня не требовал сохранить его в тайне. Когда вы меня вызвали, я занимался подготовкой подробнейшего отчета для вас обо всех...
– Изложите его вкратце, – резко прервал Лиорена О'Мара.
– Хорошо, сэр, – послушно ответил Лиорен и, стараясь удержать в равновесии точность и краткость, продолжал:
– Когда я представился, извинился и попросил прощения за то тяжкое преступление, в котором я повинен перед кромзагарцами...
– Вы? Попросили прощения? – вмешался О'Мара. – Вот уж... Вот уж неожиданность, так неожиданность!
– Полной неожиданностью для меня оказалось и поведение кромзагарцев, – откликнулся Лиорен. – Учитывая тяжесть моего преступления, я ожидал с их стороны крайней жестокости, а они вместо этого...
– Вы надеялись, что они убьют вас? – снова встрял О'Мара. – Вы поэтому пошли к ним?
– Вовсе нет! – резко возразил Лиорен. – Я пошел к ним, чтобы принести свои извинения. Для тарланина это постыдное деяние, поскольку считается трусостью и бесчестием, попыткой сбросить вину и избежать справедливого наказания. Однако это не настолько постыдно, как попытка уйти от наказания путем добровольного лишения себя жизни. Стыд бывает разный, и, судя по тому, что я узнал во время общения с пациентами госпиталя, стыд порой бывает ложным и ненужным.
– Продолжайте, – распорядился О'Мара.
– До сих пор мне не понятен фундаментальный философский механизм этого явления, – продолжал Лиорен, – но я обнаружил, что в определенных обстоятельствах личные извинения, пусть и постыдные для того, кто их приносит, способны утешить жертву преступления – хотя бы за счет того, что жертва понимает, что обидчик несет справедливое наказание, получает возмездие. Похоже, отмщение, даже в юридическом смысле, не удовлетворяет жертву целиком и полностью, а искренне выраженное сожаление преступника о содеянном способно уменьшить боль, сгладить чувство потери. А когда за просьбой простить следует прощение со стороны пострадавшего, это благо как для жертвы, так и для виновного.
Когда я назвал себя, придя в палату кромзагарцев, – Лиорен тяжело вздохнул, – я был готов к тому, что меня могут убить. Но я больше не хотел умирать, поскольку меня очень интересует работа в вашем отделении и, вероятно, я мог бы еще многое сделать тут. Однако я верил, твердо и непоколебимо верил, что должен унять боль, причиненную кромзагарцам, должен извиниться перед ними. И я сделал это. Того, что произошло потом, я не ожидал.
Очень тихо, едва слышно, О'Мара спросил:
– Вы пытаетесь уверить меня в том, что вы, обладатель Синей Мантии Тарлы со всеми вытекающими из этого последствиями, принесли кромзагарцам извинения?
Лиорен посчитал, что уже ответил на этот вопрос, поэтому продолжил рассказ:
– Я забыл о том, что до болезни и вызванной ею вражды кромзагарцы были вполне цивилизованной расой. Они дрались друг с другом так одержимо из-за того, что стремились столь непостижимым образом продлить свой род. Но и в драке они научились владеть собой, не поддаваться страху, злобе и ненависти, потому что любили и уважали соперников, которых между тем забивали до полусмерти. Они переживали из-за ран, нанесенных сородичам. Они бы не смогли продолжать драться и при этом любить и уважать друг друга, если бы не научились просить прощения и прощать.
Только способность прощать позволила кромзагарской цивилизации выжить.
И вдруг Лиорен воочию представил себе окруживших его кромзагарцев и умолк, потому что начни он сейчас рассказывать О'Маре о своих чувствах в тот момент, то выказал бы слабость, поистине постыдную для любого тарланина. Но теперь он уже понимал, что такая минутная слабость простительна. Собравшись с духом, он продолжал:
– Они отнеслись ко мне, как к своему соотечественнику, как к другу, который совершил ужасный проступок, который, пытаясь спасти их расу, чуть не погубил ее.
Они простили меня и даже поблагодарили. Но они боятся возвращаться на Кромзаг, – торопливо добавил Лиорен. – Они очень благодарны Корпусу Мониторов за разработку программы их реабилитации, забота по отношению к ним им понятна. Они сказали, что готовы сотрудничать во всех областях. Однако перед ними стоит тяжелая психологическая проблема: они боятся, что уже не сумеют жить в отсутствие сильного непрерывного стресса. Они не верят в то, что их судьба – жить в покое и радостях материальных благ. Судьбы кромзагарцев – понятие религиозное. Я рассказал им о расовой памяти гоглесканцев, о Темном Демоне, который толкает их на разрушения, и о том, как борется с этой расовой памятью Коун. Я рассказал им и о страшных трудностях Защитников Нерожденных – словом, утешал и приободрял кромзагарцев, как только мог. В моем отчете все это будет описано подробно. Не думаю, что у психологов в составе Корпуса Мониторов возникнут на этой почве серьезные проблемы. Жаркие религиозные споры, которые кромзагарцы вели с огромным энтузиазмом, были прерваны появлением охранника.
Откинувшись на спинку стула, О'Мара сказал:
– Рисковали вы, конечно, здорово, но говорят, дуракам везет – вы уж меня простите. Это такая пословица. Мне кажется, в ближайшее время вы можете стать выдающимся специалистом по разновидовому богословию, судя по тому, материалы какого рода вы изучаете в свободное от работы время. Область эта крайне щепетильная, и сотрудники нашего отделения предпочитают по возможности ее не затрагивать. У вас же пока никаких особых трений на этой почве не возникало. Так что с этого момента можете считать себя полноправным сотрудником отделения, а не практикантом. Но из-за этого мое отношение к вам ни в коей мере не меняется. За время моей работы в госпитале вы – второй такой упрямец и неслух. Почему вы так упорно отказываетесь рассказать мне о том, что произошло между вами и бывшим диагностом Манненом?
Лиорен решил отнестись к этому вопросу как к риторическому – ведь он еще тогда, когда О'Мара задал его впервые, отказался отвечать на него. Он спросил:
– Есть ли для меня какие-нибудь поручения, сэр?
Главный психолог шумно выдохнул, помолчал и ответил:
– Есть. Старший врач Эдальнет просит вас побеседовать с одним из его пациентов, выздоравливающим после операции. Креск-Сар просил вас помочь его практикантке Дверлан – у нее какие-то там этические сложности. Пациенты-кромзагарцы умоляют вас навещать их как можно чаще и в любое удобное для вас время.
Коун наконец согласилась на мое предложение убрать из ее палаты прозрачную стенку и заменить ее белой линией на полу. Она тоже мечтает встретиться с вами вновь. Кроме того, вы, вероятно, уже успели подзабыть о Селдале. Прежнее задание в силе.
– Нет, сэр, я выполнил задание, – возразил Лиорен и быстро пояснил:
– На основании данных, полученных от вас, а также приобретенных в процессе бесед как лично со Старшим врачом, так и с его пациентами, явствует, что в поведении доктора Селдаля отмечаются выраженные изменения – и притом не к худшему. Поначалу эти изменения проявились в том, что Старший врач резко ограничил число спаривании с представительницами своего вида.
