– Скоро уже начнется, – прибавил он, нахмурившись.
– Да, конечно, – вполголоса отозвалась Флер и подала ему бледную надушенную руку. – Флер Даксени. Рада вас видеть… Простите, я забыла ваше имя…
– Ламберт.
– Ну разумеется! Теперь вспомнила.
Она помолчала, поглядывая на его лицо, по-прежнему высокомерно нахмуренное.
– Вы – тот, который умный.
Ламберт пожал плечами.
– Можно сказать и так.
Умный или сексуальный, подумала Флер. Не одно, так другое – или и то и другое сразу. Она снова взглянула на Ламберта. Одутловатое лицо с расплывчатыми, словно резиновыми чертами – такое впечатление, будто он все время строит рожи. Пожалуй, лучше ограничиться комплиментом его уму.
– Пойду сяду, – сказала она. – Надеюсь, мы с вами еще увидимся.
– В задних рядах много свободных мест! – крикнул он ей в спину.
Флер притворилась, что не расслышала. Сосредоточенно изучая программку, она быстро прошла вперед и остановилась у третьего ряда.
– Простите, здесь не найдется места? Задние ряды переполнены.
Флер невозмутимо ждала, пока десять человек, пыхтя, пересаживались потеснее; затем изящно опустилась на скамью. Склонила на мгновение голову и снова подняла взгляд, полный сдержанной скорби.
– Бедная Эмили, – произнесла она. – Бедная, милая Эмили.
– Кто это? – шепнула Филиппа Честер мужу, снова занявшему место рядом с ней.
– Не знаю, – пожал плечами Ламберт. – Какая-нибудь приятельница твоей матушки. Она явно хорошо меня знает.
– Что-то я ее не помню, – сказала Филиппа. – Как ее зовут?
– Флер. Не запомнил фамилию.
– Флер… Никогда о ней не слышала. Может быть, школьная подруга?
– Да-да! – подхватила Филиппа. – Наверное. Как та, Джоан. Помнишь, как она явилась к нам в гости ни с того ни с сего?
– Не помню, – отмахнулся Ламберт.
– Да помнишь! Ну Джоан! Она еще подарила маме ту кошмарную стеклянную миску. – Филиппа, сощурившись, присмотрелась к Флер. – Только эта уж очень молодая. Мне нравится ее шляпка. Я бы ужасно хотела носить такие малюсенькие шляпки, но у меня слишком большая голова. Или прическа неподходящая.
Ламберт что-то пробормотал себе под нос, уставившись в листок бумаги. Филиппа огляделась по сторонам. Столько народу, и все пришли сюда ради мамы.
– Скажи, моя шляпка нормально выглядит? – спросила она.
– Замечательно, – отозвался Ламберт, не поднимая глаз.
– Столько денег стоит, даже подумать страшно. Но, знаешь, когда я надевала ее сегодня утром…
– Филиппа! – зашипел Ламберт. – Ты можешь помолчать? Я не в силах сосредоточиться! Мне надо готовиться к выступлению!
– Ах да. Да, конечно.
Филиппа присмирела, почувствовав укол обиды. Ее никто не просил выступить. Речи произнесут Ламберт и Энтони, младший брат Филиппы, а ей остается только молча сидеть в новой шляпке. Да и этого она не умеет делать, как следует.
– Когда я умру, – проговорила она вдруг, – я хочу, чтобы вы все выступили на моей поминальной службе. И ты, и Энтони, и Джиллиан, и все наши дети…
– Если они у нас будут, – буркнул Ламберт, не оборачиваясь.
– Если они у нас будут, – уныло повторила Филиппа, глядя на море черных шляпок. – Я могу умереть раньше, чем они родятся… Мы ведь не знаем, когда умрем. Хоть бы и завтра. – Ее поразило видение самой себя в гробу: лицо покрывает восковая бледность, вокруг рыдающие родственники… Защипало глаза. – Да, я могу умереть завтра. И тогда…
– Не болтай ерунду. – Ламберт убрал в карман листок с текстом своей речи и незаметно ущипнул Филиппу за толстую ляжку. – Ну скажи, что ты болтаешь?
Филиппа промолчала. Пальцы Ламберта сжались сильнее, так что она охнула от боли.
– Я болтаю ерунду, – тихо ответила Филиппа.
– Правильно. – Ламберт разжал пальцы. – А теперь сядь прямо и держи себя в руках.
– Прости. Я просто разволновалась. Так много народу… Я даже не знала, что у мамы столько друзей.
– Твоя мама пользовалась успехом в обществе, – сказал Ламберт. – Ее все любили.
