За деревянными воротами дворика, на площади Сан-Теодоро, завыла сирена «скорой помощи». Пизанелли улыбнулся своей волчьей улыбкой:
– И ноги красивые.
Маленькая дверца в деревянных воротах резко распахнулась, и во дворик ворвались несколько мужчин со складными носилками. На них были круглые белые шляпы, белые халаты и белые ботинки. Следовавший за ними Брамбилла – фотограф из лаборатории – заметил Тротти и Пизанелли. Поднимаясь по лестнице, Брамбилла перешагивал сразу через две ступеньки и чему-то улыбался. Большая фотокамера била его по ляжке.
– Кто она, Пизанелли?
– Прокурорша?
– Покойная.
– Вы ее знали, комиссар.
– Потому ты и оторвал меня от телевизора? – Тротти поглядел на лейтенанта Пизанелли и нахмурился. – Когда человек так изуродован, узнать его нелегко.
– Она была директрисой в школе.
В темных глазах Тротти ничего не отразилось.
– Убийство – не мое дело, Пизанелли. Это работа Меренды: он начальник отдела по расследованию убийств. – Тротти задумчиво развернул леденец и положил его в рот. – Просидеть август в городе… Можно придумать что-нибудь поинтереснее, чем разбираться с трупами. И плясать под дудку Меренды.
– В 1978 году она была директрисой в школе, где училась Анна Эрманьи.
– Кто?
– Анна Эрманьи, девочка, которую похитили. Помните? Вы тогда еще ходили в школу разговаривать с ее учителями.
Во рту у Тротти позвякивал леденец.
– Директриса с пучком.
– Беллони? – Правой ладонью Тротти шлепнул себя по лбу.
– Вы сейчас леденцом подавитесь, комиссар.
– Розанна Беллони? Я и не знал, что она тут жила.
– Лет пять с лишним, комиссар.
– Но труп так… – Тротти замялся. – Когда Дзани сказал, что это синьорина Беллони, я не увидел связи. Она, наверное, располнела.
– Теперь она мертва.
– Почему?
– Почему? – Пизанелли пожал плечами в своей замшевой куртке. – У меня нет магического кристалла. Я простой полицейский, комиссар.
– Кому вообще могла понадобиться смерть Розанны Беллони?
– Будем надеяться, что Меренда это выяснит.
Тротти бросил на Пизанелли еще один колючий взгляд и произнес:
– Я с ней несколько раз встречался. И она мне нравилась. – Он поворочал во рту леденец, вздохнул и утомленно опустился на каменную скамью. – Потом мы потеряли друг друга из виду. Она по-прежнему работала в школе?
– Беллони уволилась лет пять назад. – Пизанелли продолжал стоять. Он кивнул в сторону здания. – Палаццо целиком принадлежит семейству Беллони. Синьорина Беллони занимала только спальню и гостиную.
– Жила почти по-спартански.
– Она никогда не была замужем.
– Досадно. – Вновь Тротти подавил внутреннюю дрожь. – Спасибо, что позвал меня, Пиза.
– Полтора часа назад нам позвонили по 113. Журналист, что живет здесь наверху. На четвертом этаже. – Пизанелли указал на освещенное окно под самой крышей.
– И ты позвонил мне?
– Ведь середина августа, комиссар. А вы с жертвой были знакомы.
– Я не видел ее много лет, – сказал Тротти и добавил: – Этот журналист хорошо знал Беллони?
– Синьорина Беллони иногда уезжала на уик-энд в Милан, у нее там родственники. Он не видел ее несколько дней, забеспокоился, ну а поскольку у него есть ключ…
– Как его зовут?
– Боатти. Джордже Боатти. Вольнонаемный.
– Имя знакомое.
– Его отец в начале 50-х занимался политикой, представлял одну из оппозиционных партий – то ли
