— Какого черта ты здесь делаешь? — рявкнул он.
— О боже, Поль! Неужели ты не рад мне? — спросила Юлия, мирно качавшаяся в кресле и державшая на руках Хельгу. — Как тебе не стыдно?
— Отвечай на вопрос. Зачем ты приехала?
— Конечно, чтобы забрать дочь.
Наверно, у него отвисла челюсть, потому что Юлия продолжила:
— Милый, не понимаю, почему это стало для тебя таким потрясением. Неужели ты и впрямь думал, что я позволю украсть у меня ребенка?
— Я вообще не думал о тебе, — бесстрастно ответил он. — И не думаю.
— Значит, ты недооцениваешь материнскую любовь. — Юлия улыбнулась, и Поль удивился тому, что когда-то считал ее привлекательной. Она была твердой как гвоздь и бесчувственной как кирпич. — Я слышала, что ты хочешь начать судебный процесс об опеке над ребенком.
— Кто тебе сказал?
— Я, — ответила Улла.
Поль стремительно повернулся и увидел, что она стоит в двери ванной, бледная как смерть.
Прозвучал смех, режущий, как осколки стекла на каменном полу.
— Поздравляю, сестричка! Я не знаю второго человека, который сумел бы так ловко подставить ему ножку!
— Заткни пасть! — прорычал Поль. Мир вокруг рушился, и все же он испытал злорадное удовольствие, когда бывшая жена съежилась в кресле-качалке. Но это чувство быстро прошло. Он повернулся к Улле и задал единственный вопрос, который имел значение. — Почему?
— Потому что ты не оставил мне выбора.
— Выбора? О боже, Улла, я думал, ты любишь меня!
— Если так, то в дураках остались мы оба. Я тоже думала, что ты любишь меня.
Выбитый из колеи Поль только руками развел.
— Не знаю, что я сделал… Почему ты сомневаешься в этом?
— Тогда дай объяснить.
— Не здесь. — Он кивнул в сторону Юлии. — Не при ней. Мы обсудим это с глазу на глаз.
Она пожала плечами и пошла в гостиную. Поль проследовал за ней и вдруг понял, что именно там изменилось. Она собрала вещи. У дверей стояли два чемодана.
— Ладно, — сказал он. — Выкладывай.
— Я слышала, как ты сказал Эме Мийо, что хочешь отсудить у Юлии Хельгу.
У него бешено заколотилось сердце, но он постарался не выдать своего возмущения.
— Ты думаешь, что я не имею на это права?
— Меня это не волнует. Развелся ты с Юлией или нет, не имеет значения. Она все еще моя сестра. И всегда будет ею. И я не стану молчать, когда ты, действуя за ее спиной, пытаешься отнять у нее ребенка.
— Если ты осуждала мои действия, то почему не сказала этого прямо?
— Потому что знала, каким ты можешь быть убедительным. — Она попыталась засмеяться, но пришлось закусить губу, чтобы не заплакать. — Ты сумел уверить меня, что любишь, сумел вкрасться мне в доверие, а на самом деле думал только о том, чтобы использовать меня.
— И как ты пришла к такому дурацкому выводу?
— Ты хвастался, что теперь, когда я полностью на твоей стороне и буду свидетельствовать в твою пользу, выигрыш тебе обеспечен. Только не говори, пожалуйста, что я дура и неправильно тебя поняла.
— И не думал.
Улла прищурилась и со свистом втянула в себя воздух.
— Ты даже не собираешься отрицать это?
— Моя дорогая, можешь считать меня злодеем, но я не лжец. Ты правильно поняла семьдесят процентов подслушанного. А что касается остальных твоих обвинений насчет любви и доверия… — Он щелкнул пальцами. Им овладел лютый гнев. — Зачем тратить время на объяснения, если ты предала человека, за которого собиралась замуж? Мне не нужна такая женщина. Вполне достаточно одной!
— Знаешь, что тебе нужно? — Она подошла к письменному столу и что-то достала из ящика. — Собака, которую научили слушаться твоих приказов и не задавать вопросов. Когда найдешь такую, повесь это ей на шею. Или прибереги для следующей дуры, которая клюнет на твое латинское красноречие.
В воздухе мелькнуло бриллиантовое колье.
— О нет, Улла, этого не случится. — Поль ловко поймал ожерелье. — Подержанный товар мне не нужен. Когда я найду женщину, с которой смогу прожить до конца жизни, она не станет обращать внимания на чужие наветы. Впрочем, после тебя и твоей кузины сомневаюсь, что снова стану играть на матримониальных скачках. Похоже, я не умею угадывать победителя.
— Ты получаешь то, что заслужил, — презрительно сказала Юлия, остановившись на пороге.
— Даже если это и правда, — не удостоив ее взглядом, ответил Поль, — рано или поздно я все равно получу постоянную опеку над Хельгой. Потому что, несмотря на все мои недостатки, я забочусь о ней в тысячу раз лучше, чем ты. Ни один нормальный судья никогда не присудит ее тебе.
— Поль, у тебя нет на это ни единого шанса.
В голосе Юлии звучала такая уверенность, что у Поля бежали мурашки по спине, но он скорее пошел бы на костер, чем дал ей понять это.
— Это еще почему, Юлия?
— Все очень просто. — В ее голосе звучало удовлетворение кошки, играющей с полудохлой мышью. — Ты не ее отец.
Иногда в самых неслыханных заявлениях слышится неумолимый звон правды. Это как раз тот случай, подумал Поль, пытаясь стряхнуть овладевшее им оцепенение.
12
Улла знала, что даже если она доживет до ста лет, то и тогда не забудет секунд, последовавших за нечаянной репликой Юлии. Эти секунды отмеряло ее бешено стучавшее сердце. Финальная сцена запомнилась ей во всех подробностях. Недоверие, застывшее на лице Поля, то, как он слегка покачивался из стороны в сторону, словно пытался сохранить равновесие в мире, внезапно перевернувшемся с ног на голову. Колье, выпавшее из его руки, соскользнувшее на ковер и превратившееся в сверкающую кучку платины и бриллиантов. Выражение злобного ликования на лице Юлии. И ее омерзительный смех, к которому внезапно присоединился отчаянный плач Хельги.
Улла пришла в ужас.
— Ради бога, Юлия, сейчас не время для жестоких шуток!
— А кто здесь шутит, сестричка? — проворковала Юлия, упиваясь своим триумфом.
— Ты! Ты! — Улла бросилась вперед и выхватила у нее Хельгу. — Тише, милая, — прошептала она, укачивая девочку. — Все в порядке. Просто твоя мамочка говорит глупости.
— Мамочка говорит правду, детка! Твой настоящий папа — Гуннар. Он сидит в машине внизу и хочет отвезти нас домой.
— Юлия, либо ты довела искусство лжи до совершенства, либо сошла с ума, — замогильным голосом сказал Поль.
— Поль, если ты думаешь, что я могу утверждать такие вещи без всяких доказательств, то ты дурак. — Юлия вынула конверт из бокового кармана сумки, висевшей на ее плече. — Вот, полюбуйся. Это свидетельство о рождении Хельги. Посмотри на дату, милый. Она родилась в мае, через одиннадцать месяцев после того, как ты прогнал меня с Мартиники.
— Невероятно! — вспыхнул Поль. — Ты еще в середине апреля сообщила, что у меня родилась дочь, которой почти три недели. Как ты могла сделать это, если до родов оставалось столько времени?
