Тревожный сигнал. Кэмпфер знал Ворманна еще по Первой Мировой как человека удивительной стойкости. Теперь же, в новой войне, уже будучи офицером вермахта, Ворманн несколько раз отказывался вступать в партию, несмотря на многочисленные беседы с ним и постоянное давление начальства. Но все же он был не из тех людей, кто способен бросить позиции, если они уже заняты. Видимо, произошло что-то действительно серьезное, раз он требует передислокации.
Однако больше всего Кэмпфера обеспокоил сам текст сообщения. Ворманн был человеком интеллигентным и точным. Он знал, что бумага пройдет множество инстанций, и поэтому своими словами наверняка хотел сообщить командованию нечто очень важное, не вдаваясь при этом в подробности.
Но что? Ведь слово «убивает» подразумевает человека, совершающего убийство. Тогда почему перед этим словом стоит «что-то»? Может быть, он имел в виду какую-то вещь или животное, или яд, или природное явление? Но какое?..
— Думаю, нет смысла напоминать вам, — прервал его размышления Хоссбах, — что Румыния — наш союзник, а не оккупированная территория. Поэтому там необходимо соблюдать некоторую тактичность.
— Да, я в курсе.
Некоторую тактичность следовало соблюдать и имея дело с Ворманном. Кэмпфер давно уже хотел свести с ним счеты.
Хоссбах попытался улыбнуться, но улыбка вышла весьма плотоядной.
— Мы все здесь, включая и генерала Гейдриха, будем с большим вниманием и интересом следить, как вы справитесь с этой работой… перед тем, как отправиться в Плоешти.
Кэмпфер уловил некоторое ударение на слове «перед» и небольшую паузу, отделившую его от начала фразы. Не оставалось сомнений, что Хоссбах хочет превратить эту короткую поездку в Альпы в своего рода испытание огнем. Кэмпфер должен был ехать в Плоешти уже через неделю. И если за этот срок он не успеет разобраться с проблемой Ворманна, то начнутся сомнения: тот ли это человек, который способен безукоризненно управлять крупным лагерем, сможет ли он должным образом обеспечивать безопасность важного промышленного объекта, и так далее… И тогда уж недостатка в конкурентах не будет.
Чувствуя необходимость немедленно начинать действия, Кэмпфер резко поднялся и направился к вешалке. — Не думаю, что там могут возникнуть особые сложности. Я планирую убыть через час с двумя взводами солдат. Если не будет задержки с самолетом и движение по железной дороге не нарушено, то мы будем на месте сегодня же вечером.
— Вот и отлично! — бодро подытожил Хоссбах и, не переставая ехидно улыбаться, с легкой иронией отсалютовал в ответ Кэмпферу.
— Я полагаю, двух взводов вполне хватит, чтобы позаботиться о нескольких партизанах. — Кэмпфер повернулся и шагнул к двери.
— Да, пожалуй, это даже более чем достаточно… Но штурмбанфюрер СС Кэмпфер уже не слышал этого язвительного прощального замечания своего шефа. Другие слова занимали его голову: «Что-то убивает моих людей».
Капитан Клаус Ворманн шагнул к распахнутому настежь окну своей спальни и выплюнул в воздух густую белую струю.
Козье молоко — ну и гадость! Для сыра, может, и сгодится, но только не для питья.
Наблюдая за струйкой, которая, рассыпаясь на мелкие капли, падала вниз на добрую сотню футов, Ворманн мечтательно представил себе полную до краев кружку холодного немецкого пива. Единственное, чего ему хотелось сейчас сильнее пива, — так это убраться ко всем чертям из ненавистного замка.
Но делать это было нельзя. По крайней мере, пока. Ворманн расправил плечи — типично прусский жест. Он был выше среднего роста, но его некогда стройное и мускулистое тело в последнее время стало заметно обрастать жирком. Коротко подстриженные темные волосы, широко поставленные карие глаза, нос с горбинкой от перелома в юности и полный набор зубов, так что можно было широко улыбнуться, когда представлялась такая возможность. Серая форменная рубашка расстегнута до пояса, обнажая мягкий круглый животик. Ворманн любовно похлопал его. Слишком много колбасы!.. Когда он волновался или был чем-то расстроен, то начинал жевать между обычными приемами пищи, и, как правило, это была колбаса. И чем сильнее он нервничал, тем больше жевал. От этого и начал толстеть.
Взгляд Ворманна остановился на маленькой румынской деревушке, тающей в туманной дымке за высокими стенами замка. Крохотные домишки купались в солнечном свете и стояли, казалось, за целый мир от него. Отойдя от окна, он еще раз прошелся по комнате. На мрачных стенах, выложенных из грубых каменных блоков, повсюду виднелись кресты из меди и никеля. Всего их в комнате было сорок девять. Он знал это точно. За последние несколько дней Ворманн не раз пересчитывал их. Он в задумчивости прошел мимо мольберта с почти готовой картиной, потом на секунду задержался возле раскладного походного стола и направился к противоположному окну, выходящему во внутренний дворик замка.
Под окном стояли его солдаты. Те, кто не заступил в караул, собрались в небольшие группы. Некоторые тихо переговаривались, но большинство угрюмо молчало. Все старались держаться подальше от темных мест. Надвигалась ночь. Еще одна ночь. И еще одному из них суждено умереть.
В дальнем углу двора сидел на корточках бледный молодой солдат и что-то яростно строгал. Ворманн прищурился и различил в руках строгальщика небольшой деревянный крест. Как будто вокруг не хватало крестов!
Люди боялись. И он сам тоже. Такая разительная перемена произошла в них меньше чем за неделю. Неожиданно Ворманн вспомнил, как они входили в ворота замка — гордые солдаты вермахта, воины великой армии, покорившей Польшу, Данию, Норвегию, Бельгию и Голландию. Потом, сметя в море возле Дюнкерка остатки британских сил, несокрушимая гвардия фюрера за тридцать девять дней покончила с Францией. А в этом месяце всего за двенадцать дней была захвачена Югославия, Греция пала за какие-то двадцать два дня. Никто не мог устоять против них, прирожденных победителей.
Но все это было неделю назад. Просто удивительно, что могут сделать с гордыми покорителями мира шесть страшных и необъяснимых смертей… В течение недели мир словно сжался, и теперь для Ворманна и его солдат не существовало более ничего, кроме этого крошечного замка, этой холодной гранитной могилы. Они наткнулись на нечто такое, что не могло быть остановлено никакими известными им способами; оно убивало и растворялось, чтобы позже вернуться и снова убить. И постепенно они теряли присутствие духа.
Они… Ворманн вдруг понял, что почему-то забыл включить в их число самого себя, словно он не имел больше никакого отношения ни к злосчастному замку, ни к солдатам во дворе, ни к самой этой войне. Страсть борьбы ушла из его сердца еще в Польше, возле города Познань, когда появились эсэсовцы, и он своими глазами увидел, что случилось с «нежелательными элементами», попавшими в руки солдат регулярной армии. Тогда он даже высказал свой протест. И с тех пор больше не видел сражений. Но это вполне устраивало Ворманна, ведь в тот памятный день его окончательно покинуло чувство гордости за свою принадлежность к «великой армии победителей».
Ворманн отошел от окна и вернулся к столу. С тоской посмотрев на фотографию жены и двух сыновей, он медленно перевел взгляд на расшифрованное донесение, лежащее на краю стола:
«Штурмбанфюрер СС Кэмпфер с приданным спецподразделением откомандирован к вам 28.04.41 г. До его прибытия оставаться на прежних позициях».
Почему, черт возьми, они послали майора СС?! Ведь это позиции обыкновенной армейской части, к тому же в глубоком тылу на территории союзников. И СС, по мнению Ворманна, не имела к ним никакого отношения, как, впрочем, и вообще к Румынии. Но он так многого не понимал в этой войне!.. И потом, неужели там не нашлось никого, кроме этого Кэмпфера? Из всех офицеров почему-то выбрали именно его! Никуда не годный в бою, он, конечно, был первоклассным эсэсовцем. Но только что ему делать здесь? Да еще со своими подчиненными… Ведь это, в сущности, даже не солдаты, а настоящие палачи и могильщики — опорная сила концлагерей. Профессиональные каратели, приученные убивать безоружных и штатских. Это их он наблюдал за работой в предместье Познани. Но зачем их направили сюда?..
Безоружные и штатские… Эти слова почему-то задержались в его голове, и постепенно в уголки губ
