Джерси?
– Не знаю, Финн. Решим, когда наступит осень.
– Но я хочу знать… – Меня бесило, что я так зависел от матери, от бабушки, от дедушки, и вообще от взрослых. От них можно было ожидать только одного – придумают очередную гадость. Тут они не подведут. Уж лучше водиться с «жестокими людьми», живущими в дебрях Амазонки. Которых я, кстати, так никогда и не увижу, наверное. Эти люди привыкли здороваться так: «Привет! Мне нравится твой фонарик, и если ты мне его не отдашь, то я тебе топором уши обрублю». А если ваш ответ им не понравится, вполне могут ткнуть вас горящей палкой. Но они, по крайней мере, всегда ведут себя одинаково. Кроме того, я был подростком. И девственником. – Все девчонки в Нью-Джерси красят губы ярко-розовой помадой. И у них у всех дурацкие прически.
– Ну же, не у всех, Финн, – засмеялась мама.
А я нахмурился. Мы, наверное, были похожи на героев какой-то буффонады. Правда, мамы в семейных комедиях не решают завязать с наркотиками, а у их сыновей не возникает желания дать им пощечину, чтобы они прекратили улыбаться.
– А как же мои друзья?! – возмущенно крикнул я.
– Кого ты имеешь в виду? – Мама вовсе не хотела меня обидеть, как могло показаться. У меня и в самом деле никаких друзей не было. – Гектора? – Этот тот самый парень, в которого стреляли. – Хлюпика, может быть? Нет, скажи: ты правда будешь по нему скучать? – Мама относилась к нему с большим сочувствием, но воспринимала его чавканье как личное оскорбление. Хотя, казалось бы, у такого торчка, как моя мама, есть заботы и поважнее, чем хорошие манеры. – Там, где мы будем жить, у тебя будут настоящие друзья.
В дверь кто-то позвонил, и мама чуть не подпрыгнула от неожиданности.
– А, наверное, это водитель приехал. Посмотри, пожалуйста. – Она сказала это таким тоном, будто водители являются за нами каждый божий день.
– Какой еще водитель? – Что это она опять затеяла?
– Тот человек, который предложил мне работу, сказал, что пришлет за нами машину.
– А зовут-то его как?
– Мистер Осборн.
Тот самый богатей, который платил ей за сеансы массажа столько денег, что она стала спускать их на наркотики. Мне стало стыдно из-за того, что я предположил, будто наш благодетель – любовник моей матери. Понимаете, он был чуть ли не в сто раз старше ее. Кроме того, его совсем недавно выписали из больницы. И все-таки было подозрительно, что он решил взять ее на работу так внезапно.
– Финн, крикни ему в окно, что мы спустимся через десять минут.
– А дедушка с бабушкой знают об этом?
– Нет… – Было заметно, что даже упоминание о родителях испугало ее. – Мы потом им все расскажем, когда я… выздоровею.
И все-таки они, видимо, как-то прознали об этом, потому что перед нашим домом стояла полицейская машина. Правда, судя по номерам, она была из другого штата. У двери стоял чернокожий полицейский. На голове у него была широкополая шляпа. Он настойчиво жал на кнопку звонка. Когда я сказал маме о том, кто поджидает нас внизу, она завопила так, будто кто-то только что прищемил ей пальцы, с силой захлопнув дверцу машины, и теперь собирается нажать на газ.
– Снова они, – прошептала она, сотрясаясь от рыданий.
– Кто?
– Мои родители.
Теперь в комнате было целых два напуганных подростка.
– Что значит «снова»? Тебя что, уже арестовывали?
– Меня посылали на лечение в Оук-Нолл.
Так называлась навороченная лечебница, которую мы проезжали по дороге в Коннектикут, когда направлялись в гости к дедушке.
– Почему?
– Потому что я не хотела от тебя избавиться. А звонок все заливался.
– Они что, хотели, чтобы меня кто-нибудь усыновил?
– Нет. Родители хотели, чтобы я сделала аборт. Говорили, что ребенок испортит мне жизнь. А теперь – что это я разрушаю твою жизнь.
Мне было сложно переварить то, что она только что мне сообщила. Потом я вспомнил о яномамо. Там женщины абортов не делают. Если они не хотят иметь детей, то просто относят их в джунгли, а когда те умирают, их тела сжигают, а пепел съедают. Для всего этого даже слово специальное есть, только я его не помню.
– Но если тебя заперли в эту лечебницу, то как же тебе удалось…
– Я договорилась с женой твоего отца. – Мама рыдала так сильно, будто делала это за нас обоих.
– С этой богатой стервой?
– Деньги могут здорово облегчить жизнь.
– Эндоканнибализм.
– Что?
– Яномамо съедают пепел, который остается от умерших детей.
Полицейский перестал звонить. Достаточно на сегодня историй. Больше мне не хотелось задавать ей вопросы. Я жалел себя, но еще больше – маму:
– Нам надо бежать.
Но она меня не слушала.
– Я не хотела тебя терять, – вот и все, что она сказала, всхлипывая.
Внезапно мне показалось, что на нас с мамой ополчился весь мир. Наверное, так оно и было с самого начала. Теперь мне стало известно такое, о чем я и не подозревал. Надеюсь, самое плохое уже позади. Меня это даже радовало: значит, сюрпризов больше не будет. Это была последняя подлянка.
– Нам нужно забраться на крышу, перелезть на соседнюю, проскользнуть вниз, а потом… – Когда я начал говорить о бегстве, то сам поверил в возможность спасения. Я потянул маму за руку, но она сидела, словно парализованная, бессмысленно глядя прямо перед собой.
А полицейский обнаглел настолько, что стал карабкаться по нашей пожарной лестнице, заглядывая в окна. Можно было подумать, что он собирался на парад – у него была новехонькая, хорошо отглаженная форма. Он заглянул в окно моей спальни с таким выражением лица, будто перед ним был загаженный террариум. Потом кольцом на пальце постучал по стеклу, чтобы привлечь наше внимание, а затем достал из нагрудного кармана своей рубашки маленький блокнот. На плечах его рубашки цвета хаки были погоны.
– Вы Элизабет Эрл?
Мама оглядела комнату, словно он обращался к кому-то другому. Тем временем полицейский открывал окно.
– А ты, видимо, Финн Эрл.
Тут негр стал просовывать через него ногу.
– А ордер на арест у вас есть? – промямлил я.
Услышав это, офицер скорчил такую гримасу, будто только что наступил на собачьи какашки.
– Никакого ордера у меня нет. – Мой дерзкий выпад его не остановил. – Мистер Осборн не предупредил меня, что он может понадобиться.
Мама вскочила с кровати, вытерла слезы (теперь она делала вид, что плакала не она, а кто-то другой) и улыбнулась.
– А меня мистер Осборн не предупредил, что за нами приедет полицейский. Извините, что мы вели себя как…
Но он не стал выслушивать извинений, а просто протянул ей свою визитную карточку. На ней было написано: «Реджинальд Т. Гейтс, шеф полиции г. Флейвалль, Нью-Джерси». А ниже был девиз: «Служить и защищать».
В моей спаленке размером не больше сортира в нормальных домах он выглядел как-то странно. Здоровый, как будка общественного туалета, с бритой наголо головой, темнокожий, весь какой-то лоснящийся, словно бильярдный шар, – он кого-то мне напоминал. Кого же? Тюленя? А может, Иди Амина?
