нечасто, как правило, Томас редко употреблял что-то крепче выпитого по какому-нибудь поводу стакана вина или с течением лет вошедшего в привычку стаканчика бренди на ночь. Но сегодня он был в отвратительном расположении духа и знал, что ему не повредит еще несколько стаканчиков, пока не кончится этот несчастливый для него день. Оглянувшись, лорд Томас увидел стройный силуэт стоящей у двери Меган и мысленно, в сотый раз со времени ее рождения, пожалел, что она не родилась мальчиком, о котором он так долго молил Бога. К кому ему обратиться за помощью? Кто отстоит фамильную честь Бэнбриджей? Эта жеманная девица?
Злясь на собственную беспомощность, на судьбу, которая распорядилась так, а не иначе, Томас стукнул кулаком по столу.
— Черт возьми, дочка! Ты собираешься завтракать или нет? — скорее прорычал, чем сказал он.
Стараясь не выдать охватившей ее робости, Меган вскинула голову и твердым шагом подошла к столу.
— Неужели весь сегодняшний день будет продолжаться так же, как начался, папа? — Она нахмурилась и с вызовом посмотрела на отца. — Если так, то разрешите мне предостеречь вас, сэр. Я не позволю обращаться с собой подобным образом!
— Ты не позволишь? — едва веря своим ушам в бешенстве закричал лорд Томас.
— Да, папа! — Меган вся кипела от охватившего ее негодования. — Смею напомнить, что сегодня день нашей с Чарльзом помолвки. Неужели вы забыли, сколько денег нам пришлось потратить на сегодняшний роскошный прием? — Девушка с трудом перевела дыхание. — Нет, сэр, на сей раз вам придется сдержать свой нрав.
Обезумев от гнева, Томас так стремительно поднялся с кресла, что чуть не опрокинул его, но вовремя подоспевший дворецкий успел подхватить его. Бэнбридж повернулся к испуганному слуге.
— Оставь нас! — приказал он. — Язычок моей дочери разошелся не на шутку, и будет лучше, если только один из нас выслушает ее колкости до конца.
Дочь и отец пристально смотрели друг на друга, но не произнесли ни слова до тех пор, пока слуга не закрыл за собой дверь. Оставшись с дочерью наедине, лорд Томас обогнул стол и грубо схватил Меган за плечи.
— Если ты еще когда-нибудь осмелишься так разговаривать со мной в присутствии слуг, я отхлещу тебя плетью на виду у всей челяди. Смелая кровь Бэнбриджей, может, и течет в твоих венах, но столь юной девице, как ты, не пристало разговаривать со мной в подобной манере. Надеюсь, ты меня поняла.
Меган молчала.
Томас с силой сжал ее плечи:
— Ты поняла меня или нет?
— Да. — Меган с неохотой кивнула.
— Очень хорошо. А теперь сядь и послушай, что я скажу.
Меган, не проронив ни слова, села напротив отца и устремила невидящий взгляд в тарелку.
— Ты что, не собираешься есть? — грубо спросил он, садясь за стол.
— У меня что-то пропал аппетит, — пробормотала она.
— У меня тоже. — Он бросил горячий гренок с маслом на тарелку и перевел взгляд на чай, который к этому времени окончательно остыл. — Мало того, что сегодня утром я получил тревожные новости, способные перевернуть всю нашу жизнь, я еще вынужден бороться с собственной ополоумевшей от любви дочерью, которая думает только о сегодняшнем вечере.
Меган смотрела, как ее отец подошел к книжному шкафу, в котором был небольшой бар, вынул оттуда бутылку и налил себе бренди. Держа бокал в руке, он опять обратился к дочери:
— Тебе, наверное, интересно будет узнать, что сегодняшняя помолвка, вероятно, не состоится.
Меган изумленно вскинула брови.
— Что вы имеете в виду? — Слова отца казались ей лишенными какого бы то ни было смысла. Она недоуменно пожала плечами. — На сегодняшний вечер приглашены гости. Помолвка непременно состоится, что может этому помешать?..
Меган говорила скороговоркой, и мысли галопом проносились у нее в голове, пока ждала от отца мало- мальски вразумительных объяснений. Но он молчал.
Это и пугало, и вселяло надежду одновременно. «Такова, видно, женская натура, — искоса глядя на дочь, думал лорд Томас, — вечно надеяться на лучшее».
— О Боже! — всплеснув руками, вдруг воскликнула Меган. — Чарльз ранен, и помолвку придется отложить? — От страшной мысли девушку охватила слабость.
Откинув назад голову, Томас расхохотался настолько громко, что Меган показалось, будто стены библиотеки дрогнули.
— Если бы все было так просто, дорогая дочка. Но не бойся, твой драгоценный Чарльз цел и невредим.
Меган с облегчением вздохнула и уже более спокойно посмотрела на отца. Она была готова выслушать все, что он скажет, хотя бы ради того, чтобы взять над ним верх в этой игре, но вдруг от сильного напряжения почувствовала смертельную усталость.
Бэнбридж пригубил бренди и, поставив бокал на стол, продолжил:
— Увы, моя дорогая, я абсолютно уверен, что к полудню, когда все узнают о наших неприятностях, Чарльз передумает брать тебя в жены.
Меган больше не могла этого выносить и направилась к двери.
— Вы изъясняетесь загадками, — бросила она через плечо. — Придется мне поговорить с Чарльзом.
— Нет! Твой злополучный жених пока еще ничего не знает. Подойди и сядь рядом, а я расскажу тебе, что мне стало известно сегодня утром.
Меган неохотно вернулась к столу. Сердце говорило ей, что нужно бежать отсюда или на худой конец заткнуть уши, но… Но вместо этого она снова опустилась в кресло и приготовилась слушать отца. Лорд Томас вновь наполнил бокал. Он был не только в самом отвратительном настроении, в котором Меган когда-либо его видела, он к тому же еще очень много пил, и она боялась не справиться с ним, если он опьянеет.
— Ты помнишь Дерека Чандлера?
— Элизабет часто говорила о нем. — Меган вспомнила это имя. — Он ее сын.
— Он ее ублюдок! — яростно прошипел лорд Томас.
При этом замечании Меган нахмурилась.
— Я была еще очень маленькой, когда вы взяли в жены Элизабет Чандлер, но я помню, что у нее был сын по имени Дерек. Он чем-то огорчил вас, отец?
— Вот именно.
— Чем именно?
— Он едет сюда.
Вновь устроившись в кресле, Бэнбридж устало опустил голову на руки.
— Зачем я женился на этой проклятой женщине? — обращаясь больше к самому себе, чем к Меган, пробормотал он.
— Разве вы не любили ее?
— Нет! — раздраженно воскликнул Бэнбридж. — Я не любил никого, кроме твоей матери!
Меган знала это слишком хорошо. Она плохо помнила свою мать. Когда та умерла, ей было всего три года. В памяти сохранился образ золотоволосой женщины с тихим голосом и нежной улыбкой, которая всегда была рядом, утешала Меган, если та падала, и баюкала на ночь, напевая колыбельную, пока сон не уносил девочку на своих крыльях.
О смерти матери Меган ровным счетом ничего не было известно. Но она до мельчайших подробностей помнила ту страшную ночь, после которой не стало Кэтти… Меган закрыла глаза.
И вот ей снова три года; она бегает по детской в своей розовой льняной ночной рубашке.
— Ненавижу розовый цвет! — кричит она Милли.
— Нет, Мисси, ты слишком мала, чтобы ненавидеть. — Милли ласково треплет ее по щеке.
— Но я ненавижу. Я хочу быть мальчиком.
