После чего дети несколько раз хором повторили это слово с удовольствием и восторгом. Долли впервые успокоилась и поняла, что ей больше не следует думать, будто она что-то взяла у своей сестры; нет, она дала им то, в чем они больше всего нуждаются, — материнскую любовь.
Это напомнило ей клятву, которую она дала себе в ту первую ночь здесь, в Кресси, — заботится о детях, добиться их любви, очистить память сестры от подозрений и лжи.
Теперь все сомнения по поводу Реймонда и того, что было между ними, оставили ее.
Он опустил детей на пол, и они вприпрыжку побежали к бабушке поделиться счастливой новостью. Эдит, которая вела беседу в кругу друзей, выслушала внуков, затем так тепло улыбнулась Долли, что не оставалось никаких сомнений в ее одобрении. Эдит стала хорошим другом. Собственно она никогда не была врагом. Но, главное, за последние несколько месяцев отношения Реймонда с матерью претерпели изменения в лучшую сторону.
— Если мы хотим прибыть в Париж вовремя, то следует поторопиться, — сказал Рей, поглядывая на часы.
Ночь в Париже! В отеле «Крильон», где теперь с полным основанием ее будут называть «мадам». Затем перелет на Таити, где они проведут свой медовый месяц. На обратном пути они остановятся в Сан- Франциско, чтобы уладить формальности с наследством Джерри, и потом вернутся домой в Кресси.
— Тогда я потихоньку улизну и переоденусь, — шепнула Долли.
— Мне помочь? — спросил Реймонд, и лукавые искорки зажглись в темной глубине его глаз.
— Ночью, — просияла Долли. — Останься с гостями.
Желание побыть одной было сильным и бессознательным, но она не знала почему. Сменив подвенечный наряд на элегантный дорожный костюм, она надевала перед зеркалом шляпу, когда ее взгляд упал на свадебный букет, который она положила на туалетный стол. Тогда она поняла в чем дело. Ее сестра однажды держала такой же букет.
Долли не раздумывала ни секунды. Она прижала цветы к груди и, зарывшись в них лицом, вдыхая нежный аромат фрезий и королевских лилий, побежала к выходу. Через черный ход она вышла в парк.
Обогнув часовню, Долли вошла на кладбище. Было тихо, пустынно, и только где-то высоко над головой перекликались птицы.
Клод Дадье, возлюбленная супруга Реймонда
Дадье, мать Жиля и Лилиан, сестра Долли!
Покойся в мире!
Эти слова были выбиты золотом на теплом, розово-коричневом граните. Она настояла именно на таком камне, который отличался от принятых здесь холодных плит из белого мрамора.
Долли опустилась на колени, положила цветы на могилу, и слова, наполнявшие ее сердце, полились сами собой.
— Я с тобой, Клод. Не так, как бы нам хотелось, но я чувствую тебя рядом. Я люблю Реймонда и твоих детей и постараюсь, чтобы они навсегда сохранили память о тебе. Надеюсь, я сделала все, о чем ты могла бы попросить меня. И если, сестричка, ты на самом деле ангел, взгляни на меня и, пожалуйста, благослови меня и мою жизнь, ведь это ты подарила мне ее, когда позвала меня. Благослови свою Дороти…
Тихое умиротворение, казалось, проникло в ее душу. Она встала с колен, и, когда повернулась, нежная улыбка тронула ее губы. Реймонд стоял в воротах кладбища, поджидая ее. Он каким-то образом почувствовал, где ее искать… Мужчина, который читает в ее душе.
— Так будет правильно. — Она улыбнулась и указала на букет, лежавший около камня.
Он кивнул, и понимание в его глазах не требовало объяснения. В этом молчании было обещание, что между ними никогда не будет запертой двери, ничего тайного, секретного, что было бы необходимо прятать друг от друга.
— Ты принесла всем нам любовь, Долли, — пробормотал он, обнимая ее за плечи.
— О, я достаточно эгоистична, чтобы потребовать того же в ответ, — счастливо засмеялась она.
— Я постараюсь доказать тебе это во всем многообразии…
И он наклонился поцеловать ее, и чувство близости вновь окутало их неизменной радостью. Они покинули кладбище в полной гармонии и любви, направляясь вперед к своему будущему.
— Как вы себя чувствуете, мадам Дадье? — спросил Реймонд, лукаво приподняв брови.
— Прекрасно, месье, — ответила Долли, ласково улыбаясь в ответ.
