– Иисусе!
– Кто это? – спросил другой мужской голос.
– Простите, – выдала я.
Все трое уставились на меня, выглядевшую, мягко говоря, странно; да и волосы, наверное, подрастрепались.
Двое мужчин так и продолжали пялиться, а девушка, что стояла поодаль, протиснулась между ними, топтавшимися на бетонной дорожке возле какой-то насыпи, которая доходила им до груди.
– У нас электричество вырубили, – сообщила девушка, подойдя ко мне вплотную и заглядывая в лицо чуть прищуренными глазами.
– А-а… – протянула я.
– Ну, идемте внутрь, что ли, пока насмерть не замерзли, – скомандовала девушка.
Так как я была первой в цепочке, мне пришлось развернуться и возглавить шествие гуськом обратно мимо стальных пивных бочонков за баром и через открытую дверцу стойки в зал.
Пока мы так шли, я буркнула:
– Простите, я, типа, голоса ваши услышала. В баре свет не горит, темно. Не понятно, открыты вы или нет, что происходит.
Девушка направилась к кассе. Видно было, как она проверяет, все ли на месте, прежде чем подойти и встать у огня со мной и теми двумя. Мужчины были в спецодежде с логотипом электростанции. Тот, что полысей, закашлялся, потер руки и говорит:
– Чертовски холодно, да?
– Ага, – кивнула я.
Мужчину снова разобрал кашель.
Менее лысый кивнул в сторону полок:
– Там, наверху, у плотины. Плохо дело. Снег. Слишком много снега навалило, раз такие перебои. Совсем хреново, похоже, если нас отключили.
Я кивнула.
– Да они через полчаса всё наладят, – возразил другой, глядя на девушку мимо меня.
– Ага, полчаса максимум. Им просто нужно переключиться на аварийный источник питания, но кому-то придется в таратайке наверх тащиться, чтоб проверить подстанцию.
Повисла тишина. Полная тишина, ведь ни холодильники, ни другая техника не работали. Красные угольки дотлевали в очаге. Я вытянула пальцы.
– Путешествуешь автостопом? – спросил тот, что стоял рядом, кивая на мой рюкзак.
– Ага. Типа того. Работу ищу, по правде говоря.
– Работу? – переспросила девушка.
– Ага. Может, слышали чего?
– Фью! Не сезон теперь. А специальность какая-никакая у тебя есть? Студентка, что ли? – спросил лысоватый.
– Не-а. Возьмусь за что угодно. Я хочу сказать – за что угодно, но не в порту. Ходила тут по деревням. А как насчет этих открытых разработок? Ведутся ли они по-прежнему на… – я забыла это специальное слово, но потом вспомнила, – на перешейке?
– Перешеек. Открытые разработки. Aгa, ага, все еще ведутся.
– Говоришь, только не в порту? Не хочешь там работать? Так ты, типа, снижаешь свои шансы в здешних краях.
Менее лысый вставил:
– Единственная работа для девчушек на разработках – это шваброй махать. Там сейчас две сотни человек пашут, но обычно за такую работу берутся пожилые женщины.
– А как насчет завода «Альгинат»? – продолжала я.
– «Альгинат»? Да его уже три года как закрыли. Ты из этих краев или как? – поинтересовался лысоватый, внимательно ко мне приглядываясь.
Я кивнула:
– Жила здесь когда-то. Давно. Я путешествовала. Путешествовала по свету какое-то время.
Стало совсем тихо.
Лысоватый вздохнул:
– Да-а… Со льдом проблемы могут быть. Там у них на выходе камеры, наблюдают за тем, чтобы не было заторов из-за бревен, веток и всего такого. Они могут дать свет, если ночью водолазы поработают. Ведь воду из плотины спускают по тоннелям внутри горы. Тысячи тонн воды вращают турбины, потом вода вытекает в залив в конце этого водовода. Если вода за плотиной стоит низко, мы можем откачивать ее назад, пока энергопотребление минимальное, по ночам.
– Идеально, да. Система эта вечность протянет. Все на автоматике. Мы же только присматриваем за ней.
– Не сегодня, ребята, – попросила девушка.
– Мы сделаем все возможное, если у них, внизу, какие проблемы возникнут, – подхватил другой, допивая кофе из чашки, которая стояла по левую руку от него в тени.
– Ну что ж, смотри ходи осторожней! – изрек лысоватый и закашлялся.
– Пока, лапа! – улыбнулся девушке другой. Первый распахнул дверь, а когда они вышли на улицу, оба уставились в небо.
Девушка собрала кофейные чашки и отнесла их за стойку.
– Принести тебе что-нибудь?
– Да нет, спасибо, – отказалась я.
Она поставила чашки в раковину или еще куда – из-за стойки не видно было – и проговорила:
– Хорошо хоть не субботний вечер. Если б пивные помпы не работали, все эти ребята с электростанции съехали бы с катушек.
Я улыбнулась.
– Так ты, выходит, здешняя? – полюбопытствовала она, стоя в тени, так что я едва могла ее разглядеть.
– Ага, здешняя.
– О! А откуда?
– Из порта.
– О! А я в этих краях прохожу университетскую практику, заодно и подрабатываю. Немного дополнительной наличности никогда не помешает, верно?
– Ага.
– Я орнитолог.
– Птицы.
– Да. В частности, орлы. Здесь, в карах, круглых таких углублениях над плотиной гнездовье. Я участвую в трехгодичном проекте по наблюдению за ними.
– Ну и как? – спросила я.
– Возможно, они и сейчас над нами кружат.
– Так ты и живешь здесь?
– Да. У меня квартирка наверху.
– В порту часто бываешь?
– Иногда.
– «Западню» еще не закрыли? Ну, дискотеку с кондитерской внизу?
– Неужели ты туда ходила? Знакомому там ухо летом откусили. Все, кого я знаю, ходят в «Береговую линию» – там славно. А «Западня» – выгребная яма. Так ты работу ищешь? А чем раньше занималась?
– Путешествовала. Путешествовала по свету.
– А сюда как добралась? Подвез кто-нибудь из рабочих с электростанции? Кто-то из тех, кто выходит в ночную?
– Нет.
– Странно, что ты попросила высадить тебя здесь, не пойми где. Выбрала место…