— А почему его нет? — спросила Анна Федоровна.
Ребята не знали.
— Он ведь далеко живет от нас, — сказал басовито Ваня. — Может, дома что случилось… После уроков сходим…
— Обязательно сходите, он ваш товарищ… А сейчас выйдите хоть на крыльцо, дверь откройте, пусть классы проветрятся. Сегодня тепло…
…После уроков ребята забежали домой, оставили сумки с книгами и отправились к Саше. Он жил почти на краю рыбачьего поселка. Маленькая избушка их стояла окнами на полдень и казалась веселой. На углу, под крышей, был прибит скворечник — это Сашина работа, — и поселившийся в нем хозяин распевал на все лады, надувая искристую шейку и поднимая нос кверху. Ребята с завистью посмотрели на скворца, в их скворечниках еще не поселились гости.
— А ну-ка по-петушиному… — обратился Ваня к скворцу.
Ребята постояли, послушали, но певец не выполнил их просьбы. Он заливался соловьем, кричал по- галочьи, стрекотал сорокой, свистел иволгой, рассыпал трели жаворонка, а по-петушиному петь не хотел. Ребята вытерли ноги о солому, брошенную у порога, и пошли в избу.
Саша лежал, разметавшись на кровати, и тяжело дышал. Сестренка Маша и братишка Коля сидели за столом и ели жареную рыбу.
Показав на Сашу глазами, Ваня спросил, что с ним.
— Мама говорит: горячка… — шепотом ответила Маша. — Ему то жарко, то холодно бывает…
— А за врачом ходили? — приблизившись к ней, так же шепотом спросил Гена.
— Был… Сказал — пройдет… Саша только сейчас уснул, всю ночь не спал.
В избе было тесновато. При входе, налево, стояла большая кровать, и в простенке, между окон, обеденный стол; за печкой — вторая кроватка, и у окна маленький стол с горкой книг и тетрадей. Это уголок Саши. Жили Ореховы бедновато. Сам Федот Михайлович и старший сын Василий погибли на фронте, Матрене Марковне приходится одной поднимать ребят на ноги. Целый день она на работе, и многие заботы по дому ложатся на “маленького хозяина”, как она зовет Сашу.
Ваня осмотрел комнату и удивился чистоте. Саша второй день болен, но за порядком кто-то наблюдает.
— Пусть спит, — сказал он Гене. — Пойдем…
А за дверью сказал Маше:
— Пока Саша болеет, помогай маме. Вас трое, а она одна…
— Я и то сама все делаю… — бойко ответила девочка.
— Проснется, скажешь, что мы приходили проведать…
Ребята долго шли молча, потом Гена сказал:
— Поправится Сашка, надо ему помочь с уроками…
— Ясно… — подтвердил Ваня. — А ты знаешь, отчего он заболел?
— Я, что ли, доктор? — недоуменно посмотрел Гена.
— Тут без доктора все видно… Не примечательный ты, вот что я тебе скажу. Все надо примечать… Ты сапоги его видел?
— Ну, видел.
— Какие они?
— Сапоги как сапоги…
— Значит, ты ничего не видел… Сапоги у него худые, «каши» просят… Промочил ноги, а весна — не лето, вот и простудился… Ему сейчас надо сапоги, это самое главное…
— У меня нет вторых сапог, а ботинки старенькие, — сказал Гена.
Солнце уже свернуло с полдня. В переулке, по которому они шли, у плетня, еще лежал снег, и ребята слышали тихий говор незримых ручейков. Ваня остановился и посмотрел на родное «море». Лед на озере стал синий-синий, и по этому простору темной лентой пролегала зимняя дорога к далеким островам. У камышей, по заберегам, где скопилась вешняя вода, летели стайки уток, метались чайки.
Гена тоже смотрел на озеро и первый высказал совсем неосуществимую мысль:
— Если бы у нас с тобой были ружья, настреляли бы уток, сдали бы в сельпо, вот и деньги на сапоги…
— «Если бы»… — передразнил его Ваня. — Если бы у нас были ружья, да порох, да дробь, да если бы умели стрелять… Что пустое говорить!.. Проще — если бы у нас с тобой были деньги, пошли бы и купили…
Гена смолчал. Задача была сложной и казалась непосильной. А Ваня вдруг сорвался с места и решительно сказал:
— Идем к сапожнику…
Дядя Яков обедал, когда пришли ребята. Они поздоровались и остановились у порога. Сапожник удивленно посмотрел на них и спросил, что им нужно.
Из-за кухонной перегородки вышла хозяйка со сковородкой жареной картошки и, увидев ребят, пригласила:
— Проходите, садитесь…
Ребята сели на скамейку. У сапожника лицо было строгое, и Ваня подумал, что ничего не выйдет из его затеи, но присутствие хозяйки ободрило его.
— Мы пришли просить вас, дядя Яков, — несмело сказал он.
— О чем? — сапожник отодвинул от себя тарелку и, вытирая полотенцем большие продымленные усы, пристально посмотрел на ребят: — Если кому сапоги починить — не возьмусь. Вон видите, какая гора в углу. Все это надо сделать в срок, люди собираются на пахоту…
Рядом с низеньким столиком, на котором стояли коробочки со шпильками, гвоздочками, лежали куски дратвы, несколько шильев и молоток с клещами, — горой были свалены старые сапоги и ботинки разных размеров. Ваня даже испугался, увидев это старье. «Ничего, однако, не выйдет», — подумал он и сказал:
— Мы не о себе… Товарищ наш заболел, в школу не ходит. Сапоги худые, он и простыл…
— Когда сапоги худые, люди стараются обходить лужи, а вам-то все нипочем: река — не река, море — не море, — сказал наставительно дядя Яков. Голос у него был грубый, трескучий, и, глядя на его суровое лицо, Ваня потерял всякую надежду. — Ничего, ребятки, не выйдет. День и ночь сижу. Председатель колхоза сам часто наведывается, торопит — на полях вовсе мало снега осталось, скоро выезд, а босиком никого на посевную не пошлешь…
— Мы это понимаем, — сказал Гена, опустив голову, словно боясь колючих глаз сапожника. — Сашку жалко — на второй год может остаться. А учился хорошо…
Ваня обрадовался. «Молодец Генка, правильную линию взял…» — и торопясь, пока дядя Яков не сказал последнего, решающего слова, добавил:
— Мы за сапоги сами заплатим, хоть деньгами, хоть рыбой. Сколько скажете, столько и принесем. Вот лето придет, мы рыбачить будем, рассчитаемся. Обидно, дядя Яков, что Сашка из-за сапог на второй год останется во втором классе.
— А он чей, Сашка-то? — спросила хозяйка.
— Да Матрены Ореховой, — привскочил Ваня со скамейки, надеясь в хозяйке найти поддержку. — Трое их у нее.
— А-а-а, знаю, — протянула она. — Это вы про ее старшего говорите? Несчастная!.. Федор с Василием на фронте погибли, а ей одной приходится тянуть троих… Легко ли!
— Ей правительство помогает… — вставил дядя Яков.
— Правительство-то помогает, а мы что? Понимать надо чужую беду. Не в радость ей это… — горячо сказала хозяйка, глядя на мужа. — Великое ли дело — сапожонки изладить? Проговорим больше… Возьмись и сделай…
Ребята ликовали: хозяйка была на их стороне.
Сапожник кончил обед и, завертывая толстую цигарку, спросил уже более мягким голосом:
— Сапоги-то шибко поношенные?..
— Да, можно сказать, одни голяшки целые, переда и подошвы нужны, — сказал Ваня, все еще не
