Я достаю фонарик, и мы идем к берегу. Крайнее удилище, на крючке которого я насадил кусочек рыбьего мяса, склонилось к самой воде. В луче света я на мгновенье увидел красненький наплавочек. Он, словно испугавшись, быстро скрылся под водой, удилище взбулькнуло.
— Давно уже так, — говорит Кеша. — Я не спал и все слушал, только сразу ничего не мог понять…
— А вот мы сейчас посмотрим, кто там озорует по ночам, добрым людям спать не дает…
Я беру удилище и сразу чувствую резкие рывки в стороны.
— Понятно, — говорю, — пожалуйте сюда, Окунь Окуневич, — и выбрасываю на берег крупного окуня.
Кеша кинулся к нему и наколол палец.
— Это тебе на пользу. Надо уметь окуней брать, с головы его бери, приглаживай ему плавники… — и показываю, как это надо делать.
На одной из удочек оказалась крупная сорожка. Мы посадили ее вместе с окунем на кукан, обновили насадки и, подживив костер, улеглись рядом на палатке.
Утро подошло незаметно, и тут было не до сна. Кеша беспрерывно вскакивал, смотрел удочки и, возвращаясь, говорил:
— Нет, еще не клюет…
— Подожди, вот сейчас мы подкормим чебаков кашкой. Заклюют…
Я достаю небольшую и плотно завернутую банку с прикормом, развязываю и даю Кеше понюхать.
— На такую кашу все чебаки к нам сбегутся…
Но Кеша улыбается. В самом деле, запах от каши невероятный. Чего только я не намешал в это рыбье кушанье: тут и распаренный овес, и отруби, и крошки черного хлеба, и остатки пшенной каши, и картошка, и толченый льняной жмых, даже корочки голландского сыра я размельчил и бросил в это месиво, пока оно варилось на плите. Старые рыбаки уверяют, что такой прикорм — неотразим.
Вечером я бросил две горсти, как затравку, в то место, где стояли наши удочки, но особых результатов не было видно. Прикорм надо бросать за день — за два. Я этого сделать не мог. Сейчас я решил снова подкормить чебаков.
Меня больше интересовали окуни и щуки, но этих хищников можно взять только на животь да на кусочки чебачьего мяса. Значит, нужны чебаки.
Совсем стало светло. Я рассеваю весь запас рыбьей каши и говорю Кеше:
— Сейчас у нас дело пойдет…
Кеша посмотрел на спокойные поплавки, ничего не сказал и пошел к жерлицам. Он сразу же вернулся оттуда, как мне показалось, бледный.
— Что случилось?
— Одной жерлицы совсем нет, а у другой весь шнур распущен… — словно боясь кого-то напугать, шепотом сообщил Кеша.
— Бери сачок, — говорю я. — Кто-нибудь там сидит, если шнур распущен…
На первую жерлицу щука, по-видимому, попала ночью и настолько умучилась, что без сопротивления пошла к берегу… и попала в сак.
— Вот какие бывают зубатые… — говорю я, выбросив из сака на траву двухкилограммовую щуку. — Эту не пытайся брать в руки, останешься без пальца…
Кеша прыгал от радости и все порывался погладить щуку.
Второе жерличное удилище было далеко от берега. Это моя вина. Я его не воткнул в берег, а положил на куст. Щука, заглотнув живца, легко стянула удилище в воду. Пришлось садиться в лодку. Вторая щука оказалась несколько меньше, но с ней порядком пришлось повозиться, пока она не оказалась в наших руках.
— Итак, Иннокентий Петрович, мы не плохо начинаем наш день… — говорю я, опуская щук в воду на кукане. — Может быть, из-за них и чебак не подходил к удочкам? Ведь эдакие зверюги стоят, разве он осмелится?
— Зверюги… — повторяет Кеша.
— Давай-ка попробуем на черный хлебец с постным маслицем да с анисовыми капельками. От такой закуски ни один чебак не откажется… А чебачки, как видишь, нам нужны, без них щук не поймаешь…
И мы быстро начали заменять червяков на наших удочках катышками из черного пахучего хлеба.
Показалось солнце, и весь мир будто проснулся от сна: громче запели птицы, почти на каждом кусту сидели маленькие певуньи и славили наступивший день; заиграли на поверхности воды рыбки, сверкая серебристой чешуей, а из бора, через озеро, летела пара ворон, и так-то азартно они кричали, что я невольно посмотрел на них, потом на небо. У рыбаков примета: если вороны с утра начинают дружно кричать, — жди дождика. На востоке узкой полоской лежит фиолетовая туча. Неужели будет дождь? А вороны уже летят над нами и надрываются:
— Ка-ар!.. Ка-ар!.. Ка-ар!..
— Чему обрадовались?! — кричу я. — Вот будет дождик, и вы станете «мокрыми воронами»…
Кеша смеется и провожает их нелестным словом:
— Горластые!.. Нам-то дождик не помешает, кричите сколько угодно!..
Солнышко быстро скрылось в тучу, все вдруг потемнело, и тут начался такой клев, что мы с Кешей едва успевали выдергивать чебаков. Пришлось по одной удочке отложить в сторону. Серебристые рыбки, сверкнув в воздухе, быстро переселялись в нашу корзину, спущенную в воду.
Я наживил жерлицы и снова сел рядом с Кешей. У меня появилась надежда, что домой мы вернемся не с пустыми руками. Но неожиданно клев оборвался. Если бы человек имел зрение, позволяющее ему видеть, что происходит в глубине водоема, он знал бы, что делать. Может быть, возле наших удочек затаились прожорливые щуки или подошел косяк окуней и угнал чебаков? Тогда можно было бы принять какое-то решение. Не могли же мы переловить их всех!
Я часто меняю насадки, хлеб заменяю красными червяками, потом распаренным горохом, а результат один и тот же — спят поплавки!
— Давай-ка, друг, займемся приготовлением ухи, — говорю я Кеше, — рыба у нас есть, а потом, может быть, дело поправится…
Кеше не хочется:
— Посидим еще маленько, Михаил Петрович…
Сидим пять, десять минут, и вдруг я слышу: чмок! чмок! чмок!
Совсем рядом, в каких-нибудь десяти шагах, узкая полоска молодого камыша у берега ходуном ходит! Ветра нет, а камыш вздрагивает, качается.
Я бросаю удочку и бегу туда. Первое, что я вижу, это кишащую массу мальков у самого берега и полосатых красноперых окуней, бьющих этих беззащитных рыбок. Мне показалось, что окуни окружили их плотной стеной и не дают выхода. Множество мальков силой окуневого удара было выброшено на песчаный берег.
— Котелок и две удочки! — подаю я негромкую команду Кеше.
У юного рыбака, казалось, кепка полезла на затылок, когда он увидел, что делалось в воде.
— Ух какие разбойники!.. шепчет он. — Что они только делают?!
— Они учат нас, как и на какую насадку нужно рыбачить, — говорю я. — Быстро собирай мальков в котелок с водой, они оживут…
Я наживляю на крючок малька и опускаю за полоску камыша. Удар последовал немедленно, и крупный окунь, описав в воздухе дугу, оказался у меня в руках. Бросаю его в травянистую ямку позади себя и снова наживляю малька.
— Берись за удочку, Кеша, поддевай малька за спину и забрасывай. Шевелись!
И началась у нас горячая работа!
Окуни оцепили весь камыш и беспрерывно, с громким чмоканьем, бьют мальков: их табуны ходят возле наших ног, часто хищники выскакивают на берег за своей жертвой или поджидают, когда мальки скатятся в воду. Они не обращают внимания на то, что их друзья взлетают в воздух и навсегда исчезают на берегу.
Это было настоящее организованное нападение, и Кеша правильно назвал окуней разбойниками. Они
