Только ратные люди, посланные старшим Шуйским, защитили его дом от народной ярости.

Вой и плач раздались вокруг погибшего героя. Его похоронили в Архангельском соборе рядом с гробами царскими.

А от Шуйского отпали многие северные люди и целые северные города. Те дружины, которые с трудом собрал и обучил Скопин-Шуйский, перестав верить в московского царя, разошлись.

* * *

«Город Гоша, ясновельможной жене пана Казимира Меховецкого панне Яне.

Ясновельможная панна!

Выполняя поручение, данное мне Вашим верным другом и слугою А. С., продолжаю описывать последние московские события.

Странная моя московитская судьба занесла меня в стан государя Русии Дмитрия Ивановича в город Калугу. Здесь я, к великой печали моей, узнал, что друг мой и мой учитель Альберт Скотницкий, который долгие годы был телохранителем и другом государя Русии Дмитрия I, был убит по ложному доносу в Калуге зимой 10 года.

Еще с большей печалью я узнал, что господин его, Ваш муж Казимир Меховецкий, тоже погиб, будучи зарублен людьми польского князя Романа Рожинского. Кажется, самим князем Рожинским.

На сегодняшний день этот проклятый Польшей и Русией князь умер, причем какой-то очень нехорошей смертью.

Все-таки я продолжаю описание последних событий, происходящих в этой несчастной, многострадальной и наказанной Богом стране.

Гетман Жолкевский под Можайском наголову разбил под Москвой войска Василия Шуйского, которыми командовал его бездарный брат Дмитрий.

С другой стороны к Москве подошел из Калуги Дмитрий II. Его прислужники пришли к „москве“ и сказали: „Вы оставите своего царя Василия, и мы тоже оставим своего царя Дмитрия. Всей землей изберем нового царя и вместе выступим против Литвы“.

Москвичи обрадовались и 17 июля 10 года подняли мятеж.

К царю был послан князь Воротынский Иван Михайлович с „заводчиками“. Главным из них был Захарий Ляпунов. Он сказал Шуйскому: „Долго ль из-за тебя будет литься кровь христианская? Земля опустела, ничего доброго от тебя не делается. Сжалься над нами, положи посох царский. А мы уж без тебя как-нибудь о себе промыслим“.

Царь Шуйский на это вытащил было нож, но Захарий Ляпунов закричал ему: „Не тронь меня! Вот как возьму тебя в руки и сомну всего!“

Они отобрали от Василия Ивановича знаки царского достоинства и вывезли его с супругой на его старый боярский двор.

Когда же они пришли к Даниловскому монастырю к тушинцам, они узнали, что обмануты. „Тушинцы“ предложили им признать царем Дмитрия. Тогда они быстро поняли, что московскому государству с обоих сторон стало тесно.

Тогда же, 24 июля, в Москву вошли войска гетмана Жолкевского. И царем московским был объявлен королевич польский Владислав.

Тем временем под Калугой, где я нахожусь, под гнев царя Дмитрия попали немцы. Войска Дмитрия несколько раз были жестоко разбиты отрядом Понтуса Делагарди. Дмитрий поклялся, что ни одного немца не оставит в живых за то, что они всегда радуются при его поражениях, в то время как русские плачут.

Ему пригнали всех немцев из Козельска, 52 человека мужчин, женщин и юношей. Их вели и день и ночь на расправу в Калугу. И он велел привести их всех к Оке и утопить. Про жену свою Марину он сказал:

„Я отлично знаю, что она со своими немецкими девками будет просить за своих поганых немцев, я ей на это не пойду. Они сегодня же умрут, не будь я Дмитрием. А если она слишком будет досаждать мне из-за них, я прикажу и ее тоже бросить в воду вместе с немцами“.

С большим трудом царица вместе с пастором Мартином Бером добилась помилования несчастных. Только благодаря тому, что Дмитрий раскаивался о бессмысленном убийстве воеводы своего любимого – Альберта Скотницкого.

Он сказал Марине: „Ну так и быть. Это твои люди, бери их и делай с ними все, что хочешь“.

Дмитрию стал очень тягостен его позор, что поляки изменили ему, а его земляки русские его не поддерживают. Не ожидая ничего хорошего ни от тех, ни от других, он сказал себе: „Я должен набрать турок и татар, которые помогут мне вернуть мне мои наследные владения. Уж если я и тогда не получу их, я разорю их так, что они много будут стоить. Пока я жив, я Русию в покое не оставлю“.

После этого он послал одного из поляков, пана Кернозитского, в Татарское царство, в Астрахань. Он хотел со своей царицей переехать туда и там держать двор.

Но Бог лишил его разума. Он начал свирепствовать среди тех татар, которые были его самыми верными и любимыми воинами. Состояли при нем день и ночь, охраняли его, ездили с ним на охоту и другие потехи. Ни один немец или поляк не был с ним так близок.

Однажды он приказал утопить в Оке Касимовского татарского царя по той причине, что сын этого царя из ненависти ложно донес на него Дмитрию, будто он хотел отпасть и уехать в Москву.

Царя радостно утопили.

Еще Дмитрий решил бросить в тюрьму татарского князя Дмитрия Урусова и других 50 татар и сильно мучил их несколько дней.

Я не знаю, как про такое можно думать, что это можно прощать. Впрочем, русские так устроены, что прощают и не такое. Царь для них не просто человек, а представитель Бога на земле, его слово свято, и ему все прощается как и не было.

Через несколько дней царь простил татар, восстановил их на прежней службе и стал доверять им точно, как и прежде. Царь часто так поступает.

Ясновельможная панна Яна, я срочно заканчиваю это письмо недописанным, так как уходит оказия.

Обо всем дальнейшем я напишу в ближайшее время. Примите мои самые глубокие соболезнования в связи с гибелью Вашего мужа.

Преданный Вам Андрей Щепа.

Декабрь, 10-й год. Калуга».

* * *

Этот зимний день 11 декабря был особенно счастлив для сына Ивана Грозного, неубитого углицкого младенца, государя всея Русии Дмитрия Ивановича.

Из Москвы пришло известие, что нижние люди сильно недовольны верхними людьми, и особенно поляками Жолкевского. И если Дмитрий приблизится с войсками, чтобы защитить их, они устроят бунт, как в шестьсот шестом году, и разберутся с поляками еще почище.

Дмитрий решил на словах оказать им поддержку, но в Москву не входить – пусть перебьют друг друга.

Из Астраханского царства пришло известие, что Дмитрия со всем двором готовы принять и оказать ему любую поддержку в получении московского престола.

Мало того, у него намечался наследник. Значит, теперь он стал не просто искатель престола, а представитель династии.

И погода была прекрасная: выпал свежий снег, светило солнце, и кони так и рвались в скачку на охоту.

– Запрягай! – приказал Дмитрий своему шуту Петру Козлову. – Едем на охоту.

Дмитрий решил не брать с собой много народа. Он взял двух слуг, князя Урусова и еще двадцать татар – классных наездников для травли волков или лисиц.

Петр Козлов с трудом смог взгромоздиться на коня из-за вчерашней сильной попойки. Сам Дмитрий тоже был не в самой свежей форме, но достаточно ловок и бодр. Он решил ехать до полей в санях.

Татары радостно зашевелились. Они не признавали вина и всегда были ловкими и злыми на скачку и битву, как звери.

Урусов что-то сказал двоим из своих слуг, и они ускакали в город, в татарскую слободу.

Потом выяснилось, что они дали какой-то сигнал всем татарам, бывшим в городе, и как только Дмитрий выехал в поля, многие татары со своими женами и детьми стали выходить из города и собираться в поселке Пельна. Их набралось около тысячи человек.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×