Сидни ШЕЛДОН
Если наступит завтра
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1
Она медленно, как во сне, разделась, обнаженная, выбрала ярко-красное белье — на нем кровь будет не так заметна. Дорис Уитни в последний раз бросила взгляд на свою спальню, ставшую такой родной за прошедшие тридцать лет, и убедилась, что все аккуратно прибрано и стоит на местах. Она открыла ящик комода и осторожно вытащила пистолет. Он был такой блестящий, черный и ужасно холодный. Она положила его рядом с телефоном и набрала номер дочери, живущей в Филадельфии. Она прислушивалась к эху далеких гудков, и вот, наконец, тихое «Алло?».
— Трейси, дорогая, я так рада услышать твой голос.
— Вот это сюрприз, мамочка.
— Надеюсь, я не разбудила тебя?
— Нет. Я читала перед сном. Мы с Чарльзом собирались пойти пообедать, но погода испортилась, у нас сейчас настоящая метель. А что у вас? Господи, Боже мой, мы говорим о погоде, думала Дорис Уитни, — и это тогда, когда я собиралась столько сказать ей. И не могу.
— Мамочка? Ты куда пропала?
Дорис Уитни пристально смотрела за окно.
— А у нас дождь. — Она подумала, как все это театрально. Почти как в фильме Альфреда Хичкока.
— Что это за звуки? — спросила Трейси.
Гром. Погрузившись в мысли, Дорис и не заметила его. В Новом Орлеане была настоящая буря. «Продолжительные дожди, так сказали синоптики. В Новом Орлеане 66 градусов по Фаренгейту. Вечером возможны грозы. Не забудьте зонтики». Ей уже зонтик не понадобится.
— Гроза, Трейси. Скажи лучше, что происходит у вас в Филадельфии, — обеспокоенно спросила она дочь.
— Мамочка, я как принцесса в сказке, — затараторила Трейси. — Я никогда не думала, что могу быть такой счастливой. Завтра вечером я познакомлюсь с родителями Чарльза. — Она понизила голос, словно объявляя. — «Стенхоупы, с Каштанового Холма». Они из высшего общества. У меня выросли крылья размером с динозавра.
— Не бойся. Вот увидишь, ты им понравишься, дорогая.
— Чарльз говорит, что все это не имеет значения. Он любит меня. А я доверяю ему. Я не дождусь, когда ты познакомишься с ним. Он необыкновенный.
— Я и не сомневаюсь. — Никогда мне не придется познакомиться с Чарльзом. Нет. Я не должна думать об этом.
— А он знает, что так дорог тебе, малышка?
— Я говорила ему это, — засмеялась дочь. — Ну, хватит обо мне. Расскажи, что там у вас делается. Как ты себя чувствуешь?
«У Вас идеальное здоровье, Дорис». Это слова доктора Раша. «Вы доживете до 100 лет». Вот ирония жизни. — Я чудесно себя чувствую. — Так тебе и надо.
— Не обзавелась еще приятелем? — поддразнила ее Трейси.
С тех пор, как пять лет назад отец Трейси умер, Дорис Уитни даже слышать не хотела о другом мужчине, несмотря на согласие дочери.
— Нет никаких приятелей, — она переменила тему разговора. — Как твоя работа? Все еще радует тебя?
— Мне нравится. Чарльз считает, что после нашей свадьбы мне не стоит работать.
— Отлично, детка. Приятно слышать такое благоразумное мнение, он настоящий мужчина.
— Он такой. Ты скоро убедишься в этом сама.
Раздался раскат грома, подобно закулисному гонгу. Время. Сказать больше нечего, кроме прощальных слов. — До свидания, дорогая, — она постаралась, чтобы ее голос звучал ласково и заботливо.
— Я увижу тебя на свадьбе, мамочка. Как только мы с Чарльзом будем знать день, я сразу же позвоню тебе.
Осталось только сказать заключительную фразу:
— Я люблю тебя, очень, Трейси, — и Дорис Уитни осторожно положила на место телефонную трубку.
Она подняла пистолет. Был только один способ сделать это. Быстро прислонив пистолет к виску, она нажала на курок.
Глава 2
Трейси Уитни вышла из холла многоквартирного дома, где она жила, в серый, со снегом дождь, который беспрестанно лил на скользкие лимузины, катящиеся вниз по Маркет-стрит, и на покинутые и заколоченные дома, теснящиеся кучкой в трущобах Северной Филадельфии. Дождь отмыл лимузины и пропитал влагой грязные мусорные кучи, выросшие перед домами. Трейси Уитни шла своей обычной дорогой на работу. Она шла быстрым шагом к востоку Каштановой улицы, к банку — это было единственно возможное, что могло уберечь ее от ужасной непогоды. На ней был ярко-желтый плащ, сапоги и желтая шляпка, которая с трудом удерживала массу блестящих каштановых волос. Ей недавно исполнилось двадцать пять лет. Лицо Трейси, живое, интеллигентное, с полными чувственными губами, освещали искрящиеся глаза, которые моментально меняли цвет от мягкого зеленого до темно-нефритового. Она была стройной, со спортивной фигурой. Кожа светилась от прозрачно-белого до нежно-розового оттенка, в зависимости от того, сердилась ли она, волновалась или просто уставала. Ее мать однажды так сказала ей: «Если честно, девочка, иногда я не узнаю тебя. Ты собрала все румбы ветра».
Сейчас, когда Трейси шла по улице, люди улыбались, видя как светится ее лицо от счастья. Она в ответ улыбалась им.
Это неприлично — быть такой счастливой, думала Трейси Уитни. Я выхожу замуж за любимого мужчину и у меня будет ребенок от него. Ну, что тут скажешь?
Дойдя до банка, Трейси взглянула на часы. Восемь часов двадцать минут. Двери Филадельфийского банка «Доверия и Надежды» будут открыты для служащих еще через 10 минут, но Кларенс Десмонд, старший вице-президент, заведующий международным отделом, уже снял наружную сигнализацию и открыл дверь. Трейси с восхищением наблюдала за утренним ритуалом. Она стояла под дождем, ожидая, когда Десмонд войдет в банк и закроет за собой дверь.
Во всем мире банки оснащены хитроумными системами защиты, и Филадельфийский банк «Доверия и Надежды» не был исключением. Обычный порядок никогда не менялся, за исключением сигнала безопасности, который изменялся каждую неделю. Сигналом на этой неделе служили спущенные
