– Сегодня мы точно сделаем «беретту»! – Он выхватил из кассового ящика пригоршню двадцаток. – Вот. Можешь отпраздновать сделку. И сними нам комнату в «Красной крыше».
Ему казалось, еще немного – и раскаленная сталь ее взгляда выжжет двуглазое клеймо на коре его мозга. Рита сгребла купюры и засунула их в карман рубашки.
– Ключ от номера возьмешь у портье, – сказала она. – Я буду в «Брэндивайнз». И попробуй только не продать эту чертову «беретту»!
За сим она отбыла, попутно чуть не сбив с ног какого-то лысоватого господина в камуфляжной куртке и брюках.
– Я не хотела создавать вам проблемы, – сказала мисс Сноу, но Джимми небрежно отмахнулся:
– Обычное дело. Наши с Ритой отношения носят, как говорят в таких случаях, амбивалентный характер.
– Вот оно что?!
Амбивалентные отношения, судя по всему, не были существенной составной частью жизненного опыта мисс Сноу.
Джимми начал заполнять квитанцию.
– Было бы неплохо узнать, как выглядит ваш приятель Борчард, а то ведь он может назваться другим именем.
– Это не в его стиле. Он первым делом представится, вот увидите. Полагает, что это должно впечатлять собеседника.
– Да, но... – Джимми поднял голову от бумаги, – он ведь может прислать кого-нибудь из своих людей. Давайте так: я закажу вам кофе, а вы пока пройдитесь по залу и посмотрите, нет ли здесь кого знакомых.
Мисс Сноу отшатнулась от стола, обеими руками сжимая сумку.
– Нет, сэр. Я не хочу видеть этих людей. Потому и отдала пистолет вам. Нет, даже не просите.
– Ладно. – Джимми покончил с квитанцией. – Но мне надо как-то держать с вами связь, чтобы сообщить, когда я найду покупателя.
Он дал ей свою визитную карточку, а она нацарапала на бумажке телефонный номер и адрес, после чего повернулась на каблуках – легко и плавно, будто в танце, – и взглянула назад, продемонстрировав Джимми вполоборота свою ладную фигуру в облегающем цветочно-голубом платье.
– Я буду дома большую часть уикенда – говорю на тот случай, если соберетесь позвонить или зайти, – сказала она, сопровождая эти слова ярко-вишневой улыбкой. – Большое вам спасибо... за все.
– Я свяжусь с вами в ближайшее время, – пообещал Джимми.
Куба – вот где росла та самая пальма. Джимми сидел, отвернувшись от стола, склонив голову и вертя в руке кольт. Куба – и это было очень давно. Лет через десять после испано-американской войны. Нет, пусть будет пятнадцать, ведь Джон Браунинг создал прототип этой модели не раньше 1909-го. Первый владелец пистолета, Хоуз Резерфорд, с 1901-го служил переводчиком при посольстве США в Гаване...
Хотя, решил Джимми, переводчик – это слишком мелко для полковника Резерфорда. Он должен быть важной шишкой, иметь большое влияние и связи, по крайней мере того требовал сюжет. Предположим, он выступал чем-то вроде посредника между различными американскими миссиями и правительством Кубы. Да, это уже лучше.
Год за годом, прокручивая сделки с продажными кубинскими чинушами, Резерфорд обзавелся приличным капиталом и приобрел вес в местном обществе, а в 1910-м, получив звание полковника, пришел к выводу, что отныне его социальный статус нуждается в закреплении посредством брака. Посему он отбыл на родину в Виргинию, где заявился в дом мистера Моргана Лайла – плантатора, у которого его отец некогда был издольщиком, – с намерением просить руки младшей дочери Лайла, Сьюзен.
Джимми уселся поудобнее, вытянул ноги (кольт покоился у него на животе) и стал не торопясь осмысливать ситуацию. Он был уверен, что полковник Резерфорд имел некое средство давления на Лайлов; он еще не знал, в чем тут дело, но это средство уже оформилось как – пока – досадный пробел в повествовании, подобно зазубрине на лезвии ножа, которое теперь нуждалось в дополнительной шлифовке. Он не пытался рассуждать логически, а лишь позволил мыслям свободно перемещаться с предмета на предмет, пока перед ним не возник образ Сьюзен Лайл, выделившись из калейдоскопа так или иначе связанных с сюжетом подробностей. По мере того как этот образ обретал четкость, он все яснее понимал, в чем должен был состоять главный козырь полковника.
Мистер Лайл – прирожденный джентльмен и запойный пьяница, широко известный своим умением швыряться деньгами и злоупотреблять бранной лексикой, – умудрился спустить большую часть семейного состояния, ввязавшись в серию сомнительных деловых предприятий; и это было главной причиной того, что брак Сьюзен с полковником Резерфордом, несмотря на незавидное происхождение последнего, показался ему не столь уж плохой идеей. Во-первых, этот брак не предполагал никаких расходов с его стороны, а во- вторых, что было особенно важно, полковник предложил ссудить мистера Лайла солидной суммой, благодаря чему он смог бы возобновить свои смелые и заведомо провальные операции в мире бизнеса. Таким образом, они пришли к соглашению и сыграли свадьбу, сразу после которой полковник увез Сьюзен в Гавану, в изящный двухэтажный особняк с желтыми стенами и черепичной крышей, окруженный обширным парком, где привольно росли пальмы, розовые кусты, бугенвиллии, бананы, манговые деревья и бамбук.
Двадцати четырех лет от роду, Сьюзен Лайл Резерфорд была необычайно красивой женщиной с молочно-белой кожей, темными волосами и синими – цвета океанской воды – глазами. В то же время это была женщина, для которой еще не наступил двадцатый век, ибо она выросла в семье, упорно державшейся традиций, манер и норм поведения, сформированных ушедшей эпохой. В сущности, выйдя замуж по настоянию родителей, она всего лишь сменила один вид вынужденного затворничества на другой, переместившись из подобия монастыря, которым являлась для нее виргинская плантация, в экзотическую золотую клетку конструкции полковника Резерфорда. После свадебной церемонии в ее жизни не было ни единого дня, который стоило бы сохранить в памяти. Полковник, человек суровый и властный, держал ее под неусыпным контролем посредством как своих услужливо-наблюдательных друзей и бдительной прислуги, так и плотно закрытого для нее доступа к семейному кошельку. Вопреки давнему предсказанию ее матери в духе «стерпится-слюбится», Сьюзен так и не научилась любить мужа, но зато сумела его возненавидеть. Тривиальное «исполнение долга» на супружеском ложе превратилось для нее в какую-то кошмарную
