Неподалеку от сквера, на кладбище, высится воздвигнутый по воле самого помещика вместительный и построенный на вечные времена мавзолей в виде модернизированного древнескандинавского кургана. Дорогое внутреннее убранство усыпальницы и непробиваемые бомбами своды стоили, наверное, гораздо больше, чем церковь. Вскоре после того, как был закончен и освящен этот надгробный памятник, Скьерн- Свенсен умер, и в присутствии большого количества свидетелей его положили в мавзолей. Как известно, помещик был убит. Задушен в своей спальне полоумным садовником, служившим в поместье Фрюденхольм. А поскольку в те времена убийство было событием из ряда вон выходящим, оно привлекло к себе всеобщее внимание и послужило темой пространных статей во всех газетах.
Однако рабочий, чей памятник на сквере возвышается рядом с памятником помещику, не похоронен на кладбище. Его вообще не хоронили, не было его трупа. И это обстоятельство при случае давало повод для кое-каких неприятных и даже непристойных выходок.
На протяжении многих поколений поместье Фрюденхольм принадлежало роду Розенкоп- Фрюденскьолей, и когда в старом замке снова водворился чистокровный граф, событие это встретили в округе с удовлетворением. Это придало местечку больше шику, как сказала жена пекаря Андерсена. Старики еще помнили то прекрасное время, когда здесь ездили кареты, запряженные четверкой лошадей, и устраивались великолепные охоты с загонщиками. Так было до того, как во Фрюденхольм вселился буржуазный делец Скьерн-Свенсен. И теперь, после водворения в замке настоящего графа, все как будто стало по-прежнему.
Дело не в том, что при Скьерн-Свенсене поместье пришло в упадок. Он потратил немало средств на реставрацию старого замка, стараясь придать ему средневековый вид. В период инфляции в Германии он накупил там по дешевке рыцарских доспехов, мечей, которыми палачи рубили преступникам головы, и алебард и уставил ими лестницы и коридоры. В рыцарском зале он развесил гобелены на исторические сюжеты. Эти гобелены были приобретены на текстильной фабрике в Престё. Новые прочные оковы, изготовленные в местной кузнице, украсили темницу, давно уже служившую хранилищем для картофеля. Над вычищенным крепостным рвом граф соорудил оригинальный подъемный мост. А кобылу для порки, которую полтораста лет назад необдуманно сожгли непочтительные крестьяне, он велел местным плотникам восстановить и поставить на ее историческое место во дворе замка рядом с лестницей, как напоминание о романтической сельской жизни в доброе старое время.
Но в самом облике маленького, невзрачного и набожного фабриканта не было настоящего лоска. Он делал щедрые пожертвования на благотворительные цели, но сам жил очень скромно, как и положено выходцу из народа. Несмотря на все могущество помещика, фабриканта и банкира Скьерн-Свенсена и на зависимость, которую ощущала и с которой мирилась вся округа, каждый знал, что помещик не какой- нибудь аристократ, голубая кровь, с многовековой родословной. И хотя он женился на знатной даме и заказал себе герб с символическим изображением колеса прялки и лоскутка запатентованной им ткани, всем было известно, что до того, как он стал крупным промышленником, директором кредитного общества и помещиком, Скьерн-Свенсен ходил по домам, предлагая шерстяные изделия.
В тот день, когда юный граф переехал в старый замок своих родичей, в поселке вывесили флаги. Кстати, имелся и другой повод, чтобы поднять флаги, ибо переезд графа состоялся пятого июня, как раз в день девяностолетия Конституции датского государства. Таким образом, каждый сам решал, по какому из указанных поводов он вывешивает флаг. Стоял чудесный солнечный день, в голубом небе пели жаворонки и веял южный ветерок, несущий с собой тепло и обещание лета и будущих радостей. Красно-белые флаги с крестом посредине торжественно развевались на ветру, красуясь над зелеными садами.
В саду при усадьбе священника пастор Нёррегор-Ольсен собственноручно вывесил большой национальный датский флаг Даннеброг, а жена и дети пастора, служанки и гость дома доктор Харальд Хорн стали в ряд вытянувшись в струнку и, когда флаг взвился вверх на южном ветру, подняли в знак приветствия правую руку.
— Нет торжественней минуты, когда флаг взовьется вверх[1], — сказал пастор, и литератор доктор Хорн, ставший толк в цитатах, одобрительно кивнул головой.
Флаги трепетали на ветру вдоль длинной улицы поселка. Висел флаг на новой вилле пекаря Андерсена, выстроенной в стиле функционализма, и над домом доктора Дамсё. Однако он вывесил флаг лишь в честь конституции и свободы: доктор был ведь старым либералом и не питал уважения к аристократии. Уже в четыре часа утра Даннеброг был поднят над хутором Нильса Мадсена, где хозяйство велось умело и расчетливо с помощью батраков, выделенных опекунским советом, и потому было в прекрасном состоянии. И уж, наверно, не ради конституции вывесил флаг Нильс Мадсен, ибо он отнюдь не был приверженцем существующей системы. Нет, флаг он вывесил исключительно в честь графа, который, как говорили, умел повелевать, понимал запросы времени и мог поставить все на свое место. Этот человек в высоких сапогах был создан для того, чтобы ездить верхом и отдавать приказания. Член местного управления Расмус Ларсен, когда-то получивший прозвище Красный Расмус — в молодости он был социалистом и опасной личностью, — поднял свой старый Даннеброг на новеньком флагштоке перед кирпичной виллой в честь графа и конституции, ибо Расмус отличался широтой взглядов и любил говорить: «Все мы сидим в одной лодке». Ход событий сделал Расмуса благоразумным, и благодаря благоразумию у него появилась вилла, флагшток с позолоченным стеклянным шариком, а сам он стал председателем местного отделения профсоюза и представителем от рабочих в местном управлении.
Что до Мариуса Панталонщика, то он вывесил маленький выцветший флажок, — этот чудак Мариус получил кличку Панталонщик, ибо не мог равнодушно пройти мимо сушившихся женских панталон и не стащить их. За эту страсть его даже полиция преследовала. Она преследовала его одно время и после убийства помещика Скьерн-Свенсена, полагая, что преступником был Мариус Панталонщик, так как в ночь убийства видели, как он крался в темноте, охотясь за вывешенным женским бельем. Но право же, Мариус был не единственным, кого по подозрению в убийстве посадили под арест, и если бы полоумный садовник сам не сознался, то, пожалуй, осудили бы невиновного.
Флаги висели перед магазином местного торговца и домом акушерки, у здания молочного завода и возле местного управления. Флаг развевался и над историческим кабачком, где хёвдинг Гёнге[2] некогда ел яичницу с ветчиной и где Расмусу Ларсену предстояло выступить вечером пятого нюня перед членами Союза избирателей с речью о самой лучшей в мире конституции, о народовластии и о единении нации. А затем покажут фокусы и будут танцы.
Только лишь барское поместье не вывесило флаги в тот день, когда сюда прибыл молодой граф Пребен Флемминг Фидо Розенкоп-Фрюденскьоль. За крепостными рвами и заросшими ряской каналами, среди древних высоких лип пряталось во мраке большое красное здание. Странное, непривычного вида строение было возведено на фоне мягкого зеландского ландшафта иноземными юнкерами и укреплено против туземцев — высокое, массивное, дерзко-вызывающее, с угловыми башнями, бойницами, маленькими узкими окнами в стенах метровой толщины и потайными ходами. Это таинственное здание, где за панелями стен и под плитами пола были замурованы трупы, хранило мрачные воспоминания обо всех убийствах, совершенных на протяжении столетий. Предыдущий владелец всего лишь год назад был задушен в своей исторической постели с балдахином, — случай, вполне соответствующий традициям дома. Да и в будущем замку Фрюденхольм предстояло быть очагом преступлений.
2
Первый свой выезд по поселку граф Розенкоп-Фрюденскьоль совершил не в карете, запряженной четверкой лошадей, как многие надеялись, раз уж во Фрюденхольме снова появился граф.
Молодой граф ехал на тракторе, ехал он очень быстро и вкривь и вкось, зигзагами. Трактор наезжал на заборчики перед домами, справа и слева от дороги. Выкрашенный белой краской забор Мариуса Панталонщика был сломан, живая изгородь старенькой Эммы на другой стороне была совершенно раздавлена, а кудрявая капуста, молодые листики свеклы и лук-порей глубоко вмяты в хорошо удобренную землю. Затем графский экипаж сорвал с петель садовую калитку доктора, проехал по цветам в саду Расмуса Ларсена и наконец застрял в новой зеркальной витрине пекаря Андерсена, между грудами сдобных булочек
