– Нам нельзя разлучаться, – остановил его Фогюс. – Нас слишком мало, чтобы распылять силы.
– Ты прав, капрал. Отключите шлемы и идите за мной. Только осторожно, я думаю, вы сможете видеть.
– Господин лейтенант, вы сумеете идти сами? – засомневался Легардер.
– Надеюсь, что смогу.
Николай потрогал колено. Бандаж держал, боль стала терпимой, а сустав начал гнуться. Нагира оказался прав: Лабиринт делал свое дело лучше любого врача. Задача была лишь в том, чтобы знать, где остановиться, где найти ту черту, за которой добрый целитель превращается в жестокого мясника. Сейчас это был лишь теоретический вопрос. Они уже давно переступили страшный порог, и Строгов каждой клеткой своего тела ощущал это, а значит, дороги назад уже нет. Можно смириться и умереть прямо здесь, прямо сейчас, а можно пойти вперед, чтобы напоследок узнать ту великую тайну, ради которой они сюда прилетели.
Внезапный вскрик прозвучал в первозданной тишине подземелья. Он, словно пуля, просвистел у виска, такой же страшный и молниеносный, такой же безжалостный и смертоносный.
– Что случилось? – Николай, шатаясь, повернул назад.
– Фогюс. Он упал и больше не отвечает.
– Капрал, ты чего? Ответь мне! – Желая взглянуть в лицо Эжену, лейтенант открыл его шлем.
Откинутое бронестекло изнутри по-прежнему расцвечивали шкалы дальномеров и перекрещивающиеся линии системы дальнего обнаружения. Их бледный свет бросал неверные тени на мертвое лицо.
– О нет! Только не это! – Легардер рухнул на колени рядом. – Фогюс не отключил шлем.
– Морунги где-то рядом, и они необычайно сильны. – Строгов дрожащей рукой закрыл глаза капрала. – Шлем убил Эжена мгновенно.
– Назад я не вернусь, – неожиданно твердо заявил Легардер. – У меня есть еще две гранаты, и если впереди действительно логово этих уродов, то я умру, но доберусь до него.
– Хочешь погибнуть героем?
– Хочу отомстить.
– Тогда нам по пути… – Николай медленно поднялся.
Пещера заметно сужалась, но становилось намного светлее. Складывалось впечатление, что свет больше не был прозрачным и невесомым. Зажатый внутри каменных стен, он превращался в клубы плотного фосфоресцирующего газа. А может, это действительно был газ? Строгов не успел проверить. Приступ страшнейшей головной боли чуть не свалил его с ног. Мозг вскипел как перегретое масло, а затем стал аморфным и тягучим. Мир перед глазами Николая превратился в сплошное багровое марево, в котором лейтенант поплыл, как в потоке расплавленной лавы. Но вдруг кошмар исчез. Строгов снова вернулся к жизни. Оглушенный, исковерканный, раздавленный, но живой, он стоял посреди туннеля, крепко сжимая рукоятку FAMASа.
– Лейтенант, ты в порядке? – услышал Николай далекий голос.
– Не знаю. Виктор, ты тоже это чувствовал? Что… что это было?
– Наверное, новая атака морунгов. – Легардер, как пьяный, подковылял к командиру. – Когда я почувствовал, что все плавится, я послал вперед вирус. Вроде бы помогло.
– Помогло? Да они сейчас придут в себя! – Страх перед новой пыткой отрезвил Николая. – Быстрей, вперед и стреляй во все, что только увидишь!
Корсиканцы собрали остатки сил и бросились бежать. Вернее, им казалось, что они бегут. Все черепахи Земли могли составить конкуренцию дуэту калек, которые, намертво вцепившись друг в друга, едва переставляли ноги. А впрочем, нет! Ни одно живое существо не было бы в состоянии повторить подобное! Все они, обезумев от страха, неслись бы прочь от этого проклятого места. И только люди шли вперед.
– А, дьявол! – Ноги Николая застряли в каком-то хламе, который пыльной кучей валялся возле одной из стен. Строгов не удержал равновесия и рухнул на камни, потянув за собой Легардера.
– Вставай, лейтенант, мы должны… – слова рядового внезапно оборвались.
– Виктор, ты… – Николай сам умолк, едва только осознал, что лежит на груде костей.
Скелет принадлежал харририанину и покоился здесь уже давно. Руки, ноги, голова, – все было на месте, уцелел даже форменный комбинезон и сумка с инструментами. С первого взгляда было понятно, что убили его не невидимки. Харририанин пришел сюда сам и умер, не выдержав смертельного излучения Лабиринта.
– Это техник, – Виктор указал на эмблему, вплавленную в пластик сумки. – Один из тех, кто ремонтировал роботов.
– Нет, – Строгов знал, чьи останки они видят, – это подчиненный Нагиры. Один из двух бунтовщиков, которые бесследно сгинули в Лабиринте.
– Второго не видать. – Рядовой встал сам и, кряхтя, помог подняться командиру. – Но я не думаю, что мы будем его искать.
– Пошли, я что-то чувствую, что-то происходит.
Лейтенант не мог объяснить, что именно. В глубине его сознания просыпалось новое зрение, которое, презрев километры горной породы, проникло в самое сердце Лабиринта. Но вдруг на пути Николая встала черная завеса. Она не только преграждала путь, она разрасталась и наступала, загоняя человеческие чувства в глухой мрачный угол.
– Морунги! Они знают, что мы идем, они готовятся нас встретить! – вскричал Строгов. – Бежим быстрее!
Первый же поворот подтвердил предсказание Николая. Туннель так и кишел невидимками, которые медленно ползли навстречу землянам. Дарованное Лабиринтом зрение позволяло видеть их газообразные тела даже без компьютерной обработки. В узком подземелье они отвратительно извивались, толкая друг друга.
– Легардер, огонь!
Когда поток убийственного вируса превратил невидимок в облако бурлящего газа, рядовой обреченно посмотрел на Строгова и едва слышно простонал:
– Что дальше?
– Вперед! – Николай собрал силы и толкнул солдата навстречу газообразному месиву. – Медузы еще не успели затвердеть. Если поспешим, то прорвемся сквозь них.
Сердце лейтенанта чуть не выскочило из груди, когда он налетел на первую невидимку. Это было все равно что оказаться в желудке кровожадной акулы. Ты еще жив, но понимаешь, что тебя вот-вот начнут переваривать. Спасти их могла только скорость. И десантники не жалели своих израненных тел. Легардер несколько раз стрелял, они натыкались на стены, падали и поднимались, но, несмотря ни на что, снова и снова бежали. Николай видел все это, как в старом кино без звука и цвета, лишь только под аккорды бешено колотящегося сердца. Как только плотная газовая пелена спала, Николай понял, что они проскочили. Повинуясь скорее инстинкту солдата, чем разуму, Строгов закричал:
– Гранаты, Виктор! Бросай гранаты!
Лейтенант не знал, слышит ли его рядовой. Он выхватил свою последнюю гранату и, сорвав предохранитель, швырнул ее. Взрывов было несколько. Они гремели один за другим, обдавая жаром раскаленных газов и засыпая шрапнелью битых камней. Но Николай ждал не этого. Он облегченно вздохнул лишь тогда, когда к канонаде добавился гул обвала. Строгов не представлял, что ждет их впереди, но теперь он знал абсолютно точно: назад хода нет ни им, ни злобным морунгам.
Легардера нигде не было видно. Николай с трудом поднял гудящую голову и позвал:
– Виктор!
Ему никто не ответил. Камни, среди которых он лежал, были бездушны и недвижимы.
– Виктор, ты где? – еще громче закричал лейтенант.
Его голос отразился от стен, разлетелся по самым дальним закоулкам подземелья, но так и остался единственным звуком, принадлежащим живому существу. Николай остался один. Это была страшная правда, от которой леденела кровь. Одиночество – еще один безжалостный враг. Оно делает человека слабым и безвольным, трусливым и малодушным, отбирает разум и память. Оружием против одиночества может стать только ярость. Ярость обрушилась на лейтенанта холодной штормовой волной. Неужели все было напрасно: их полет, смерть товарищей, его борьба? Ну, нет, русские так просто не сдаются!
