продовольственной помощи для каждого района. В ответной телеграмме товарищ Сталин сообщил, какому району и сколько отпущено хлеба, и упрекнул за промедление: «Надо было сообщить не письмом, а телеграммой. Получилась потеря времени».
Тысячи честных колхозников были спасены от нужды. Люди, пытавшиеся уморить их голодом, впоследствии были расстреляны.
Обо всем этом, пожалуй, не было бы нужды вспоминать, если б не случай, происшедший в одном из колхозов. После того, как распределили хлеб, отпущенный по распоряжению товарища Сталина, колхозники потребовали созыва общеколхозного собрания. Некоторые из них пришли на собрание сами, многих привезли на подводах, так как от голода и истощения они уже были не в состоянии ходить.
Выступления были короткими и собрание непродолжительным, но в конце его председатель колхоза — молодой, грамотный парень — предложил длинную резолюцию, в которой пространно и немножко выспренно, сухим, казенным языком говорилось о том, как собрание благодарит товарища Сталина за оказанную помощь и какие обязательства ввиду этого оно на себя берет. А дальше шло перечисление: в сжатые сроки провести весенний сев, увеличить яровой клин, расширить животноводческое хозяйство и пр. и пр. Словом, зачитанная председателем резолюция по форме ничем не отличалась от всякой другой резолюции. Председатель хотел, было, ставить ее на голосование, но к столу президиума, неуверенно и медленно шагая, подошел колхозный кузнец и попросил слова. Ему было 58 лет. Он видал всякую жизнь: и хорошую и плохую. У него была большая семья. В прошлом году он выработал больше шестисот трудодней. Двое младших детей его и жена вторую неделю не поднимались с постели. Он стоял и, заметно волнуясь, поглаживал большой, черной от железа рукой коротко остриженную, седеющую щетину волос на голове. Собрание терпеливо ждало, когда он начнет говорить.
— Ничего этого не надо, — наконец, негромко сказал он, положив руку на мелко исписанные листки резолюции. — Надо написать Сталину одно словечко — спасибо. Он все поймет…
В этот день впервые за три года существования колхоза была отклонена предложенная председателем резолюция и принята самая короткая из всех ранее принимавшихся: «Спасибо товарищу Сталину».
Бывает же так, что одно, идущее от сердца и сказанное вполголоса слово заменяет все другие слова, особенно когда их много…
Вся наша великая страна могуществом и расцветом своим обязана партии и Сталину. Народ любит своего вождя, своего Сталина, простой и мужественной любовью и хочет слышать о нем слова такие же простые и мужественные. Но, мне кажется, некоторые из тех, кто привычной рукой пишет резолюции и статьи, иногда забывают, говоря о Сталине, что можно благодарить без многословия, любить без частых упоминаний об этом и оценивать деятельность великого человека, не злоупотребляя эпитетами.
21 декабря в каждой семье день начнется по-разному. Но я совершенно точно знаю, как он начнется у колхозного кузнеца. Еще до рассвета, при огне старик досиня выскоблит бритвой щеки, наденет новую рубашку, праздничный сюртук и суконные брюки с выцветшими от старости нитками на швах. К завтраку из соседнего хутора приедет с женой его старший сын, работающий в МТС бригадиром тракторной бригады. Всей семьей сядут за стол. Хозяин в торжественной и строгой тишине нальет всем взрослым по рюмке водки, скажет:
— Нынче Сталину стукнуло шестьдесят годков. Хороший он человек. Дай бог ему побольше здоровья и еще прожить на белом свете столько, сколько прожил!
Потом в молчании они подумают о том, как нелегко, должно быть, живется Сталину, как много больших и трудных забот о народе лежит на его плечах.
И только после этого за столом начнется разговор о политике, о хлебе, что причитается на трудодни, о всходах озимой пшеницы и о видах на будущий урожай.
46. В записях журнала дежурных секретарей за первое полугодие 1940 г. нет упоминаний о приеме Сталиным Шолохова.
47. И. В. Сталин принял М. А. Шолохова 23 августа в 22.40. Беседа закончилась в 24.00. В 22.40 к Сталину был приглашен В. М. Молотов и в 23.00 — Л. П. Берия (ф. 45, оп. 1, д. 413, л. 2 об.).
23 августа Сталин разговаривал по телефону с секретарем Ростовского обкома партии Двинским. Речь шла о тяжелом положении с заготовками хлеба северодонских районов области, где отмечалась значительная гибель посевов от суховея и сельскохозяйственных вредителей. В Вешенском районе, например, погибло 8,4 тыс. га (из 31 тыс. га). Руководство Вешенского района при поддержке Шолохова добивалось списания задолженности с колхозов. Не встретив понимания у областного руководства, Шолохов обратился к Сталину.
19 ноября 1940 г. постановлением Политбюро ЦК ВКП(б), а также постановлением СНК СССР от того же числа с колхозов Вешенского района была списана задолженность прошлых лет в размере 3350 тонн, произведена скидка с плана обязательных поставок 1940 г. в размере 320 тонн и отсрочена натуроплата на будущий год в размере 400 тонн (ф. 3, оп. 61, д. 549, л. 180).
48. Письмо Шолохова в архиве отсутствует. В деле имеется записка зав. Особым сектором Общего отдела ЦК ВКП(б) Т. К. Силиной, где сказано, что письмо Шолохова от 26.X.40 г. передано т. Поскребышеву 11/XI.40 г.
49. В записях дежурных секретарей за сентябрь — октябрь 1941 г. нет упоминаний о приеме Сталиным Шолохова.
О двух встречах Шолохова со Сталиным в 1942 г. со слов писателя сообщается в книге В. Осипова «Тайная жизнь Михаила Шолохова…»:…Сталин напомнил о себе. Нашел Шолохова. Случилось это весною 1942 года — в мае, в канун дня рождения писателя. Пригласил вместе поужинать. С чего бы это? Отпраздновать день рождения? Он сказал тост, но едва ли это цель встречи. Узнал, что Шолохов получил контузию, и вот проявляет заботу? Он действительно предложил лечиться в Грузии. Но для этого не нужно было терять столь драгоценное в войну время, чтобы встречаться. Шолохов понял, зачем приглашен, только к концу застолья. Наставления вождя прозвучали так:
— Идет война. Тяжелая. Тяжелейшая. Кто о ней после победы ярко напишет? Достойно, как в «Тихом Доне»… Храбрые люди изображены — и Мелехов, и Подтелков, и еще многие красные и белые. А таких, как Суворов и Кутузов, нет. Войны же, товарищ писатель, выигрываются именно такими великими полководцами. В день Ваших именин мне хотелось пожелать Вам крепкого здоровья на многие годы и много талантливого, всеохватного романа, в котором бы правдиво и ярко, как в «Тихом Доне», были изображены и герои-солдаты, и гениальные полководцы, участники страшной войны…»
…Новая встреча со Сталиным. И вновь допрос, но уж куда как круче. Писатель так поведал мне о нем:
— Вызвали меня в Москву. Сказали: «Прими участие во встрече группы советских писателей с иностранцами. Очень важно рассказать им о том, как у нас…» Ладно, отвечаю, прибуду. Прибыл в Москву. В гостинице привел себя в порядок, переоделся и в ВОКС. Поднимаюсь по мраморной лестнице — уж отвык, взошел в зальчик, смотрю — за столиком один мой недруг-писатель… Сидит в коверкотовом костюме. А на столике бутылки с крюшоном и фрукты… Он обо мне слух пустил, будто я оставил семью под немцем и сам к ним собираюсь. Так мне рассказали. Ну что — я ему все и выложил: «Эх, говорю, ты и…» По-русски! Напрямую. И ушел — не остался. Вернулся в гостиницу, позвал кое-кого из знакомых писателей — выпили. С обиды… Утром стал собираться в редакцию, да телефон зазвонил: Поскребышев. Говорит ледяным тоном: «Вас Сам ждет. Чтой-то вы там вчера натворили?!» Иду… Прихожу: Поскребышев сидит в приемной — головы не поднимает, глаз не кажет, суров до последнего упора. Ну, думаю… Час пробил — он мне дверь открыл. Вхожу. Вижу Сталин у стола. Стоит. Руки не подает. Глаза безразличные. Молчит. Смотрел, смотрел на меня, потом произносит: «Где ваша семья, товарищ Шолохов?» Только я стал отвечать — входит генерал и подает ему какой-то листик. Сталин прочитал, листик вернул, генерала отослал — посмотрел на меня и произнес: «Впрочем, теперь мы знаем, где ваша семья. Вы правильно сделали, что эвакуировали ее. Мы попросим товарищей из Казахстана присмотреть за вашей семьей…» Снова спросил — на этот раз мягко: «В чьем распоряжении вы находитесь?» Ответил. Он тогда: «Ну, товарищ Шолохов, идите. И берегите себя. Вы нужны партии. Вы нужны народу!»
