Вероника взглянула на его хмурое лицо и встала.
Все произошло неожиданно.
Когда Вадим поднялся со скамейки, двери троллейбуса закрылись, и он, подмигивая красным глазком, отчаливал от тротуара…
Вадим шел вдоль набережной. С афишной тумбы улыбался зализанный фокусник. По матовому стеклу реки толчками неслась изящная «двойка», всплескивая веслами, словно большая стрекоза.
В боковой аллейке перед сидящей на скамье парой стоял мужчина в кепи. Тот самый…
Вадим остановился и крикнул:
— Послушайте, вы, вы, который в кепке. Вы — осел!
— А по соплям?! — беззлобно ответил мужчина, едва повернув голову.
Вадим сунул руки глубоко в карманы, секунду постоял и пошел дальше…
Небо было пробито звездами. Их жидкий свет капал на землю прозрачным дождем с запахом хвои, свежей воды, дымом порта.
Дорога выложена кирпичом. У самой гостиницы начинался асфальт. Метров на десять. Гостиница- общежитие, названная сотрудниками «Приют Гончих Псов», двухэтажный коттедж, расположенный в обсерваторском парке. Там живут аспиранты, наблюдатели, студенты-практиканты и прочие лица, связанные с астрономией.
Ипполит и Вадим занимали угловую комнату с удобным балконом, через который можно проникать в комнату, минуя бдительных вахтеров с их «доброжелательными» языками. Многие обитатели гостиницы имели в городе свои квартиры, но «приют» был удобен — работа ночная. Если ночью небо затягивают тучи и нельзя наблюдать, куда деться? Не ехать же в город. Вдруг через час тучи разойдутся?!
Вахтер, тетя Женя, среди ночи стучит пресс-папье в одну из комнат. При этом просыпаются оба этажа. «Эй, звездочеты! Небо очистилось». — «Где?!» — «Со стороны магазина, как условились… Днем доспите!»
Тетя Женя уважала радиоастрономов. Их будить не надо. Для них тучи не помеха… И если наблюдение ночью, то они работают, а не бегают, как астрофизики, спать при каждой тучке…
…Тетя Женя изумленно оглядела Вадима. Столь позднее возвращение Родионова из города — событие исключительное, даже не принимая во внимание съехавший набок галстук и небрежно наброшенный пиджак.
Со второго этажа спускался Эдуард. С чайником в руках. Эдуард сегодня ночевал в гостинице. Он с вечера испытывал поглощающую насадку, используя весь наличный запас аккумуляторов. Днем всех аккумуляторов ему не собрать.
— Слушай, ты из города? — спросил Эдуард. — Чем закончился матч? — «Динамо» или «ЦСКА»? Впрочем, как ты изрек? Футбол — это…
— Массовое охмурение, — продолжил Вадим. Его всегда удивляли скачки в мышлении Эдуарда. Аккумуляторы — футбол! Такой же Ипполит. У него с Эдуардом много общего.
Эдуард отошел, размахивая чайником и насвистывая «Марш футболистов» — назло!
Вадим вошел в номер. Знакомый запах прихожей, составленный из табака, прелых собачьих пим и жженой канифоли, был прошит чужими терпкими духами. Все понятно. В комнате под столом валялась пустая бутылка из-под коньяка. В тарелочке среди колбасной кожуры и надкусанных ломтей сыра торчали сигареты с красным помадным ободком. Кусок портьеры был зажат балконной дверью — когда закрывали, не обратили внимания. Не выходить же через подъезд, что простреливался неутомимой тетей Женей…
Ипполит лежал на кровати и рассматривал последний номер «Радиоэлектроники». Свободная поза усталого человека.
— Как голова? — ехидно спросил Вадим. — Не болит?
— Голова?! Ах, голова… Побаливает в меру…
Вадим шагнул к своей кровати и сбросил пиджак.
Но тут же приподнял его и взял с подушки заколку с перламутровым камешком.
— Хорошо, что твои приятельницы не забывают еще чего-нибудь.
— Они аккуратные.
— Не совсем, — Вадим швырнул на стол заколку и перевернул подушку. — Не понимаю, зачем врать!
— Ты многого не понимаешь. Во-первых, я не хотел встречаться с Ириной. Мне достаточно общения в обсерватории. Во-вторых…
— Во-вторых, ты беседовал по телефону, уже поглаживая чье-то колено, — раздраженно перебил Вадим.
— Во-вторых, достаточно во-первых! Остальное тебя не касается!
Вадим сдержался и повалился на кровать. В брюках и рубашке.
Ипполит молча переворачивал страницы журнала.
Спать Вадиму расхотелось, раздеваться тоже. Лень.
— Там что-нибудь осталось? — спросил Вадим.
— Еще чего… Впрочем, у меня завалялось немного вина. В чемодане.
Что ж, придется встать. Желто-зеленый чемодан стоял на шкафу, внося праздничность в холостяцкий уют комнаты. От него веяло экзотикой, первоклассным отелем и длинноногой стюардессой. Вадим достал со шкафа чемодан.
— Отлей в стакан. Я предпочитаю из бутылки, — Ипполит отбросил журнал и сел на кровати.
Вадим отлил полстакана вина. В тонком стекле вино приняло бледно-розовый цвет. Он попробовал на язык.
— Обыкновенная разливная мура. Гнилой лимон, настоянный на уксусе. Литр — рупь.
— Австралийский рислинг. Вообще, лучше наших вин я нигде не встречал. — Ипполит хлебнул из горлышка. — К тому же прокисло. — Он запрокинул голову. Острый кадык ритмично заходил под тонкой смуглой кожей, как хорошо отлаженный механизм.
Вадим приподнял стакан и взглянул сквозь него на лампу. Раскаленная нить выглядела красненьким спокойным червячком, от которого во все стороны расходились дрожащие лучики. Он вспомнил Савицкого. Его странную улыбку… «В отделе достаточно посторонних…» А ведь неплохой физик. А-а-а, ладно.
Вадиму расхотелось пить. Он поставил стакан и протянул руку к приемнику.
Коротковолновый супер стоял на тумбочке, а особой конструкции динамик у двери. Нереализованная идея Ипполита в области стереофонического звучания. А вообще-то впечатление было. Вот и сейчас за спиной раздались позывные станции с явно стереофоническим эффектом.
«Он удачно нашел акустическую точку. Если сместить динамик, эффект исчезнет. Главное — удачно выбрать точку. И он это отлично делает», — подумал Вадим и улыбнулся неожиданности этой мысли. Мелодию сменил хорошо поставленный голос, говорящий по-английски.
«…Взрыв под землей в департаменте Нор… Гонщик-супермен достиг скорости шестьсот километров в час. Машина „Инфинити“ разлетелась на куски… Из Гонолулу…»
— Как переводится слово «Инфинити»? — спросил Вадим.
— По-моему, «бесконечность», — ответил Ипполит. — Жаль парня… Почему ты не пьешь?
Вадим взял стакан и сделал несколько больших глотков. Вино ударило в нос. Как ситро.
Ипполит несколькими короткими ударами взбил подушку, затем протянул руку и выключил приемник. Значит, Вадиму выключать свет…
Минут пять они лежали в темноте и молчали.
Водянистый луч фонаря гладил потолок. И комната казалась более просторной. Свет и тени. Коробка красок — серебристых, желтых, черных, темно-синих… Только шкаф выглядел непонятно. По мере движения водянистого луча по потолку полировка шкафа испускала бархатные цвета. От густого черного до почти прозрачного. Если приглядеться, можно увидеть, что там, в шкафу…
— Слушай, Ипп, я познакомился с милой девушкой, — произнес Вадим.
Ипполит не ответил.
— Когда мы с ней расстались, я спустился в погребок у вокзала. Два раза по сто… И знаешь, отчего мне захотелось выпить? Я говорил этой девушке, что у меня все в порядке… Мне так захотелось вдруг стать
