опустились на траву. Татищева начало рвать, а я на коленях поползла к своей одежде.
Быстро одеться мне не удалось, ткань платья липла к мокрому телу, я торопилась и путалась в складках. Татищев уже освободился от воды и даже попытался сесть. Наконец я справилась с платьем и смогла к нему подойти. Флигель-адъютант был бледен как смерть и мелко дрожал.
— Вы сума сошли? Зачем вы полезли в воду, если не умеете плавать?! — сердито спросила я.
— Но вы же тонули, — ответил он, едва шевеля сизыми, дрожащими губами. — Когда вы упали в воду и скрылись…
— Не упала, а нырнула! Нечего было за мной подглядывать, тогда бы ничего не случилось!
— Я не подглядывал, — обижено ответил он, — когда вы упали, нырнули, я испугался, что вы тонете!
— Ладно, что было, то было, считайте, что мы просто искупались, — прекратила я напрасные препирательства.
— Получается, что не я вам, а вы спасли мне жизнь! — подумав с минуту, сказал Татищев. — И как я в таком виде вернусь, они меня, — он посмотрел в сторону, где купались наши спутники, — просто поднимут на смех!
— Тогда не нужно никому ничего говорить, — решила я проблему мужской гордости.
— А мое платье? Оно же совершенно мокрое!
— Тогда скажем, что это вы меня спасали, хотя…
Я подумала, что мое спасение может обойтись Ивану Николаевичу неприятностями в будущем, и не договорила. Те, кому почему-то нужна моя смерть, вряд ли будут в восторге от подвига мнимого спасителя. Поэтому предложила другой выход:
— Или давайте подождем здесь, пока высохнет ваш сюртук. Все равно сейчас ехать слишком жарко. Вы оставайтесь здесь, разденьтесь и сушите одежду, а я отойду, мне нужно помыться.
— Да, да конечно, — без сопротивления согласился он, — спасибо…
Оставив Татищева сушиться и приходить в себя, я отошла на безопасное расстояние и нашла удобный спуск к воде. Теперь можно было не спешить, и я решила продолжить купание. Какое-то время кругом было тихо. Я, почти перестав опасаться нежелательных соглядатаев, с удовольствием выкупалась, наслаждаясь водой и прохладой. Когда замерзла, вылезла на берег и устроилась на травке, в тени плакучей ивы.
Мне было в тот момент удивительно хорошо. Кругом дивные запахи лета и луговой травы, тишина, только чуть слышно плещется вода о берег и трещат цикады. От однообразия звуков, я незаметно для себя задремала.
Такое случилось со мной второй раз в жизни. Сон был яркий, как вспышка, и необыкновенно реальный. Вроде бы лежу на траве, а он неслышно подходит ко мне, присаживается на корточки и низко наклоняется. Когда я открыла глаза, он смотрел на меня, загадочно улыбаясь.
— Это опять вы? — спросила я, сразу же его узнав. Он уже однажды снился мне и то, что происходило между нами в тот раз, было замечательно. Однако я не показала вида, что мне приятно его присутствие и сердито сказала: — Вам не стыдно так подкрадываться и смотреть на меня? Уходите, разве вы не видите, я не одета!
— Вижу, — засмеялся он, — но что тут такого, ты же помнишь меня? Нам было хорошо вместе!
— Помню, но это ничего не значит. То, что вы делаете, очень плохо!
— Если ты гонишь меня, я уйду и не буду тебе мешать, — легко согласился он, вставая на ноги.
Теперь он оказался выше ивового куста, и его голова исчезла в его кружевной тени. Я видела только голые мускулистые ноги и что-то вроде набедренной повязки, небрежно повязанной на чресла. Меня вид сильных мужских ног и бедер приятно возбудил.
— Так мне уходить или остаться? — спросил он откуда-то сверху и мышцы ног напряглись, как бывает перед первым шагом.
— Уходите, — преодолевая томную слабость, попросила я.
Признаюсь, сделала я это так не убедительно, что он остался стоять на месте. Я тут же представила, как он насмешливо улыбается, продолжая беззастенчиво рассматривать меня. Мне сделалось стыдно, и в то же время почему-то приятно.
— Может быть, все-таки мне лучше остаться? — спросил он. — Вспомни, как нам было хорошо вдвоем!
— Я знаю, только тогда это был сон!
— А вдруг я и сейчас тебе всего лишь снюсь?
— Правда? — почему-то обрадовалась я. — Тогда от того, что вы здесь, мне не должно быть стыдно?! Сны ведь от нас не зависят?
— Зависят, — подумав, ответил он. — Ведь ты можешь открыть глаза, проснуться и тогда я сразу исчезну.
Не знаю почему, но просыпаться мне очень не хотелось. Я придумала компромисс.
— А если я встану и оденусь? Тогда ты сможешь остаться, и мы будем просто разговаривать.
— Хорошо, вставай если сможешь, — сразу же согласился он.
Я попыталась подняться, но во всем теле была такая ленивая, сладкая истома, что у меня ничего не получилось.
— Я не могу, — с трудом ответила я.
— Алевтина Сергеевна, что с вами? — спросил он изменившимся голосом.
Я удивилась и открыла глаза. Наклонившись, надо мной стоял не мускулистый фавн, а Иван Николаевич Татищев.
— Господи, да как вам, в конце концов, не стыдно! — закричала я, вскакивая как ошпаренная. — Что вы на меня так смотрите? Вы что, никогда раздетых женщин не видели!
— Видел, — виновато ответил он, — то есть, я не то хотел сказать. Я вас зову, зову, а вы не откликаетесь. Вот я и испугался, что с вами что-то случилось!
— Но теперь-то вы видите, что со мной все в порядке! Тогда почему не отворачиваетесь?! — возмутилась я.
— Да, простите, я совершенно случайно, я растерялся, — забормотал он и быстро повернулся ко мне спиной.
Я опять, как могла, быстро оделась.
— Уже седьмой час, пора ехать, — объяснялся Татищев, — все собрались, а вас все нет. Мне пришлось отправиться на поиски. Ей богу, я и в мыслях не держал за вами подглядывать!
— Так уж и не держали! — проворчала я. — Будто я не знаю!
Флигель-адъютант замолчал, и вдруг сознался:
— Ну, если я и надеялся опять на вас полюбоваться, то совсем немножко. Ведь я вас уже один раз все равно видал, когда мы друг друга спасали…
Мне стало смешно слушать его сбивчивые оправдания, да и в мыслях у него не было ничего такого, что могло меня оскорбить. Кажется, флигель-адъютант был в меня уже немного влюблен, и ни о чем таком больше не помышлял.
— Ладно, — смилостивилась я, — я уже одета, теперь можете повернуться. Ваша одежда высохла?
