попытки открыть дверь. — Что же делать, мы здесь, как в мышеловке! Батюшка, а где твоя жена? — с надеждой, спросила я.
— Там, в летней горнице, разговаривает со старухой, — ответил он и показал на дверь, ведущую во внутреннюю часть дома.
Я, не спрашивая разрешения хозяина, бросилась туда. Летняя горница оказалась точно такой же комнатой, как и та в которой мы остановились, только в ней не было печи. Попадья со знахаркой сидели за чаем и, когда я туда ворвалась, удивленно на меня посмотрели.
— Что-нибудь случилось? — спросила матушка.
— Пока нет, но случится! Из дома можно как-нибудь выбраться?
— Конечно можно, там есть дверь, — указала она, — вы же через нее входили…
В отличие от попадьи знахарка сразу насторожилась и точно угадала ситуацию.
— Никак горим? — спросила она.
— Еще нет, — ответила я, — но, кажется, скоро загоримся.
— А где отец Дмитрий? — быстро спросила она.
— Там!
— Да что случилось? — вмешалась в разговор попадья. — Где-то пожар?
— Скоро начнется, — вместо меня ответила старуха. — Вот горе-то какое! Проглядела я, старая!
Это уже становилось интересным и невольно заставило всмотреться в знахарку. Внешне она выглядела обычной деревенской старухой, и в то же время, в ней было что-то такое, что цепляло взгляд. Однако рассматривать ее и анализировать времени не было. Я ничуть не сомневалась, что Елена Павловна выполнит свое обещание. Я видела ее в деле и понимала, что эта по-своему талантливая женщина, не остановится ни перед чем.
— Матушка, а на чердак у вас ход есть? — обратилась она к хозяйке.
— Нет, туда можно залезть только со двора по лестнице.
— А подполье? — с надеждой спросила я.
— У нас ледник во дворе…
— Дымом пахнет, — сказал, входя к нам в комнату, отец Дмитрий. — Неужели, правда начался пожар?
Все начали инстинктивно принюхиваться. Я почувствовала запах дыма.
— Горим! — пронзительно, так что все невольно вздрогнули, закричала матушка, и бросилась прятаться на груди мужа.
Отец Дмитрий отстранил ее от себя, опустился на колени и начал молиться.
— Где горит? — спросил из соседней комнаты, последний обитатель дома, кучер Иван. — Со двора дымом тянет…
— Вот и все, — сказала я, чувствуя в душе полную пустоту и неимоверную усталость. — Теперь нам остается только ждать.
— Чего? — дрожащим голосом спросила матушка.
— Смерти или чуда, — ответила я.
— Нужно бежать! — крикнула она и кинулась в соседнюю комнату. Оттуда послышались громкие удары, Иван бил чем-то тяжелым в дверь. Потом он крикнул:
— Нас заперли! Горим! Спасайся, кто может!
Ужас сковал мои силы, и я безвольно опустилась на лавку. Снаружи уже слышался треск горящего дерева. В невидимые щели в горницу начал просачиваться дым. Сразу стало трудно дышать. Иван продолжал кричать и ломать входную дверь. Священник молился. Я сидела, тупо глядя перед собой. Одна знахарка почему-то сохраняла спокойствие. Старушка осталась на своем месте и, не спеша, прихлебывала из блюдечка чай.
Удивительно, но ее необъяснимое спокойствие вернуло мне силы.
— Батюшка, вместо того чтобы молиться, помог бы Ивану открыть дверь, — сказала я отцу Дмитрию и пошла, посмотреть, как у того продвигается дело. Кучер стоял против входной двери и как тараном бил в нее тяжелой скамейкой. Сил у него было мало, и та от ударов только вздрагивала.
— Дай я попробую, — оттолкнув меня с дороги, закричал отец Дмитрий и отобрал у обессилившего кучера скамью.
За окошками уже полыхало пламя и у нас внутри стало совсем светло. Священник что есть силы, выбивал дверь, но она не поддавалась. От дыма стало нечем дышать. Сорвав голос, оборвала крик попадья и натужно закашлялась, задохнувшись дымом. Вдруг со звоном в одном из окон лопнуло стекло, и в комнату ворвался вихрь огня. Меня опалило жаром и я, спасаясь от пламени, отступила к глухой стене.
И в этот момент из дыма выплыла старуха знахарка. Она подошла к отцу Дмитрию, и что-то ему сказал. Что именно, за треском пожара я не услышала, но он тотчас бросил попытки выбить дверь и швырнул скамью на пол.
— Алевтинка, иди сюда, — на этот раз громко, так что я услышала, позвала меня старуха.
Услышав такое обращение, я решила, что или схожу с ума или теряю сознание. Однако знахарка обращалась именно ко мне, и я почти против воли послушалась и подошла.
— Помоги, милая, матушке, а то она занедужила, — попросила старуха и обратилась уже ко всем. — Идите за мной.
Бабка подошла к запертой снаружи входной двери и легко, безо всякого усилия ее открыла. Я поймала попадью за руку и потащила за собой. Все бросились в сени, спеша убежать из дома. И тут произошло нечто совершенно немыслимое и необъяснимое. Лишь только я переступила порог горницы, как пожар утих. В сенях было тихо, будто за стенами дом не бушевало пламя. И воздух был самый обычный. Мы все замерли на месте, и молча стояли, не зная, что делать дальше. Одна матушка продолжала кашлять, но и она скоро утихла.
— Пожара что, больше нет? — растеряно, спросил старуху отец Дмитрий.
— Идите наружу, — не ответив, велела она нам и опять сама открыла дверь во двор.
Мы послушались, и друг за другом вышли на крыльцо поповского дома. Сказать, что я, да и все мы, почувствовали облегчение, значит не сказать ничего. Во дворе была тихая, спокойная летняя ночь. Здесь ничего не горело, не трещало и не взрывалось.
— А как же пожар? — опять спросил священник и перекрестился. — Пожара нет? Он что, нам привиделся?
— Господи, спасибо за чудесное спасение, — зашептала попадья и тихо меня спросила. — Это был сон?
— Нет, не сон, — вместо меня ответила старуха. — Просто мы спаслись чудом. Идите вниз и сами все увидите.
Я уже догадалась, кто такая наша спасительница, отпустила матушкину руку и первой спустилась с крыльца. Это было невероятно, как и само спасение, но вызволила нас от смертельной опасности, бабка Ульяна, знахарка, даровавшая мне способность понимать чужие мысли. Каким образом она оказалась здесь, я даже не пыталась понять. Мне в тот момент стало не до того. На последней ступени я вдруг увидела весь поповский дом, он был объят пламенем. В ужасе я отшатнулась, но тотчас застыла на месте. Это был какой-то невероятный пожар, как будто нарисованный, холодный и немой. Словно все происходило за толстенным стеклом, сквозь которое не пробивались звуки, и его можно было только видеть.
